Наперегонки с ветром. Буря - Лера Виннер

Тогда, — давно, — я была бы абсолютно уверена тоже.

Даже три месяца назад.

В любой момент до того, как увидела выбившуюся из-под чепца прядь рыжих волос на красивой шее Жизель.

Это не было моим делом.

Ни с ней тогда, ни с Камиллой теперь.

В конце концов, его вкусы действительно во многом переменились.

Убедившись, что выражение лица стало приличным, я наконец шагнула по направлению к комнате, я развернулась и направилась в противоположную сторону, к кухне.

Лишние руки Женевьеве точно сейчас не помешают, и предложить помощь было уже прилично.

Дорогу мне преградили ровно в тот момент, когда я уже почти пересекла широкий коридор, но еще не приблизилась к той части дома, откуда доносились взвинченные голоса кухарки и двух подающих гостям горничных.

— Леди… Эээлисон, если не ошибаюсь? — почти свалившийся на меня мужчина буквально дышал отличным коньяком, которого было выпито явно не мало.

На ногах он держался с трудом, — настолько, что был вынужден для надежности опереться рукой о стену, — но при этом потеснил к той же стене и меня.

— У нас еще не было случая познакомиться. Тороплюсь исправить это досадное упущение!

Говорил он почти связно, если не считать чуть растянутых гласных, но разило от него не только спиртным.

Судя по помятому воротнику и сбитому поясу, погулял этот человек на славу, а в дом вдовы явился только потому, что здесь можно было рассчитывать на бесплатное продолжение веселья.

— Считаю своим долгом заметить, вы, Нечистый бы вас побрал, очень красивы. Нотками совершенно не к лицу траур. Гораздо больше подошло бы что-то яркое. Вроде того платья, что было на вас на приёме. Или вовсе ничего. Вы ведь простите мне эту маленькую вольность? Видите, я, слегка!..

Он взмахнул рукой, и едва не упал, засмеялся, не красиво обнажая идеально ровные зубы, и лишь тогда я его узнала.

Узнала и порадовалась, что не успела поставить на место как следует, потому что это бы никто иной как Альфред Готтингс, младший сын мэра.

Внешне он почти не имел сходства ни с отцом, ни со старшим братом — ростом Альфред явно не вышел, а черты лица были как будто смазанными. Если Самуэля, которого видела только на расстоянии, я назвала бы просто обычным и ничем не примечательным, то Альфред мог бы быть даже красивым, если бы не эта неуловимая неправильность. При красивом изгибе губ его улыбка была почти что отвратительной, а бесстрастный взгляд серых глаз метался по моему лицу, плечам и груди — вроде бы пристально, но вместе с тем как будто мимо, и дело тут было вовсе не в том, что он напился как скот.

— Прошу простить, господин Готтингс, мне нужно…

— Ну что вы, к чему! Просто Альфред.

Он навалился на стену, а вернее, на меня, сильнее, и я, уже собралась было оттолкнуть его так, чтобы можно было минутой позже шёпотом сообщить Женевьеве о том, что её деверь не разобрал дороги, но на плечо Альфреда опустилась широкая мужская ладонь с аккуратными ногтями.

— Вот ты где. А я повсюду тебя ищу!

Самуэль сдержанно и очень светски улыбался, но пальцы сжал так сильно, что его брат заметно дёрнулся.

— Отвяжись! Не видишь, мы с леди беседуем?!

— Уверен, леди нас простит. Это неотложные дела, — Самуэль понизил голос и, не дожидаясь ответа, поволок примолкшего от боли и такого напора Альфреда к двери.

Бросив быстрый взгляд через плечо, он едва заметно кивнул мне на столовую.

Вышло красиво.

Настолько красиво, насколько только может быть отработанная годами практики последовательность действий.

По всей видимости, старшему Готтингсу приходилось пресекать подобные сцены с завидной регулярностью.

Учитывая тональность, в которую перешел младший из братьев на второй минуте нашей очаровательной беседы, присутствие других гостей едва ли могло бы помешать скандалу, но я все же вернулась в столовую.

Ни Камиллы, ни Кайла видно не было.

Пройти мимо меня к выходу никто из них не мог, равно как он не мог уйти без меня.

“Стоять, Элисон”.

Не нужно было распыляться на подобное.

Одна из горничных поспешно вошла в комнату с подносом, на котором стояли чистые бокалы — очевидно, планировалась смена одного паршивого вина на другое не менее паршивое.

Если первое мне все же пришлось пригубить, рисковать и пробовать второе я не собиралась.

Учитывая записку вдовы Мерц и выходки младшего Готтингса, голову лучше было сохранять холодной, а подобные напитки явно сбивали с ног даже быстрее чем то пойло, что гуляло иногда по замку.

На минуту, не более, но меня вдруг охватило чувство, подозрительно напоминающее тоску.

Все ведь было так хорошо последние четыре года.

Не идеально, конечно же, но понятно, интересно и… надежно.

Пусть Совет и не стал мне настоящим домом, пусть и приходилось немалую часть времени оставаться настороже, мне там нравилось.

Нравился утренний гомон во дворе, звуки выстрелов, смешивающиеся на полигоне с громким смехом, свобода, превосходно сочетавшаяся с безопасностью, и запах хорошего коньяка и огня в кабинете Мастера.

Забавно было бы всерьез думать о том, что человек, которого я ожидала увидеть едва ли не своим врагом, станет мне настолько небезразличен.

Йонас воспользуется моими трудностями, чтобы решить собственные проблемы с Бергом, и я втянулась в эту авантюру легко и с удовольствием.

Не потому что чувствовала себя обязанной.

Частично из чувства долга я была сейчас здесь — не потому что он приказал, а потому что понял правильно и принял как должно тех, чьи судьбы я по своей самоуверенности хотела изменить к лучшему.

Как минимум это следовало отработать.

Как минимум потому, что это тоже было правильно.

А ещё следовало быть благодарной за то, что не имею а самом деле в напарниках долбаного Чарли Грина или кого-то подобного ему.

Поняв, что Совет пора оставить, я решила, что не буду думать ни о чем подобном.

Ни о том, какими приятными были праздники Весенних и Осенних Костров в замке.

Ни о том, как весело иногда случалось пить ту самую огненную дрянь из пыльных бутылок. От неё резало глаза и перехватывало горло, зато после становилось легко-легко.

Хорошо было уезжать и возвращаться.

Не доверяя никому в полной мере. Заведомо зная, что в случае моего провала, всё будет именно так и никак иначе. Внутренне, — но ни в коем случае не напоказ, — кривясь от брезгливости