Искупление - Вера Александровна Петрук

Дэйрой никогда не чувствовала к себе столь повышенного интереса, и это внимание ей не нравилось. На ее голове уже появились короткие волосы, но принц настоял на парике, который ей предстояло носить пока ее собственная прическа не станет соответствовать будущему статусу. И до тех пор, пока Нильс не нашел в лавках Дэспиона парик, который удовлетворил требовательному вкусу принца, Дэйра ходила, закутавшись в плащ с капюшоном, пугая свиту Эруанда и саму себя. Волосы парика оказались белыми, продавец клялся, что они принадлежали последнему единорогу Сангассии, и Дэйра сильно удивилась, когда Эруанд одобрил эту странную покупку. Но так как платили Лорны, она не возражала. Наверное, Дэйра к тому времени была готова одеться хоть в рубище, потому что мысли были привычно далеки от того, как она выглядит, и какое впечатление производит на людей.

Но принцу ее внешний вид оказался небезразличен. Дэйра ругалась, кричала и требовала немедленно выезжать в Майбрак, однако Эруанд проявил лорновский характер, который, к ее удивлению, переборол упрямство Зортов, в результате, им пришлось провести в Дэспионе лишний день. С утра до ночи Дэйру купали, парили, мяли и чистили пятеро служанок, вызванных Эруандом из дворца. Когда, с трудом от них вырвавшись, Дэйра собиралась провалиться в сон, явился королевский портной и до полуночи заворачивал ее в отрезы ткани, колол булавками и бесцеремонно вертел, будто куклу, громко сетуя, что скелеты ему наряжать еще не приходилось. Он, действительно, сшил за ночь платье – темно-серого цвета, расшитое диким жемчугом и черным кружевом, которое пробило даже равнодушие Дэйры, но, увы, оставило недовольным придирчивого принца, который почему-то извинялся перед маркизой и обещал ей королевский гардероб по прибытию.

Ночь перед приездом Дэйра не спала, хотя была уверена, что провалится в сон, едва коснувшись подушки. Они ночевали в замке герцога Дэспиона, который порывался закатить пирушку в честь принца, но потом любезно дал себя уговорить ехать пить в Майбрак. Дэйре выделили огромные покои размером с молитвенный дом в Эйдерледже. Вспомнился капеллан, а за ним стали стучаться другие люди, навсегда потерянные ею по дороге в столицу, которую иначе как проклятым городом, она в мыслях не называла.

Окна спальной выходили во внутренний сад, в одной из беседок которого засела шумная компания из Томаса, Нильса, принца и пары королевских адъютантов. Дэйра не слышала, о чем они говорили, но смех, бренчание гитары и пьяный голос Томаса, который время от времени начинал неразборчиво петь, ее несказанно раздражали. Она мерила шагами огромную комнату, то и дело примеряла выбранный Нильсом парик и старалась не глядеть на свое отражение в высоком старинном зеркале с потрескавшейся поверхностью. «Старинная и очень дорогая вещь», - объяснила ей словоохотливая служанка. Дэйра предпочла бы обычное андорское зеркало этому мутному омуту, в котором отражалась странная худая девушка с костлявыми руками, тонкой шеей, огромными глазами на пол лица и до невозможности белыми волосами, а в голове звучали мрачные голоса прошлого: Белая Госпожа. И дьявол смеялся неподалеку.

К утру тронулись. К счастью, принц не стал тащить в карету всех своих собутыльников, ограничившись одним Томасом. Дэйра мечтала, что молодой Лорн выделит ей собственный экипаж, но Эруанд посадил ее к себе. Чтобы не было толков, объяснил Томас, и до Дэйры начало постепенно доходить, какую удобную маску в ее лице приготовила себе эта парочка. От злорадной мысли, что она бросит их, как только найдет хранилище, легче не стало. И радости, глядя на довольные лица принца и брата, она тоже не испытывала. Зато вот Нильс, определенно, пробуждал в ней чувства, и они были отнюдь не радужные.

Будто и не было никакого разговора в лесу, будто он и не называл ее самой красивой девушкой, будто они вернулись к самому началу – Нильс снова перестал замечать Дэйру и всю дорогу ехал с каретой гувернанток, хохмя и любезничая. Дэйре был виден лишь круп его лошади, но от его ласкового голоса, флиртующего с очередной красоткой, она словно жарилась в печи. Сгорала от невысказанного, неосознанного и ненавистного чувства, которое заставляло ее держать форточку кареты открытой, прислушиваться к каждому слову Нильса и ругаться с принцем, боявшемуся сквозняков.

С Эруандом у них, определенно, не сложилось с первого раза, и, если бы не Томас, конфликт был бы неминуем. Дэйра терпела придирки королевской особы к своей внешности, так как понимала, что быть уродом, значит, привлекать к себе внимание, что в ее планы не входило, но когда Эруанд начал учить ее этикету, и какой вилкой следует кушать моллюсков, вскипела, собираясь высказаться о его завитых волосах, похожих на овечьи кудряшки, духах, воняющих кошачьей мочой, и столичной манере растягивать букву «а», но особенно – о его трусости, которая не позволила ему открыто бороться за свою любовь, заставив прятаться за женской юбкой. На самом деле, Дэйре не знала, как сама стала бы открыто бороться за любовь, воспылай она чувствами к одной из своих фрейлин в Эйдерледже, но ситуацию спас Томас, почуявший неладное.

 – Да это же Город На Семи Утесах! – закричал он, высовываясь в окно и размахивая шляпой по сторонам. – Привет тебе, Майбрак! Встречай своего принца!

Из противоположного окна высунулся другой дурак, то есть принц, и они вместе с Томасом начали что-то вопить испуганным горожанам, напряженно замершим при виде столь торжественного кортежа.

Принц вскоре успокоился и принялся рассказывать о величественном городе гордых сангассов, о богатстве его сокровищниц, мудрости правителей, храбрости генералов, мастерстве ремесленников, красоте и доброте простых горожан. Не иначе, как пересказывал заученные страницы исторического справочника.

 – А еще это город наслаждений, – улыбнувшись Томасу, сказал принц. – Здесь можно получить их глазами, ушами, носом, ртом, хм, и конечно, другими интересными органами. И ничто не будет под запретом. В Майбраке можно позволить себе все – излишество в пирах, попойках, любви, наслаждаться обманом, обманываться самим, играть и проигрывать, наслаждаться легкомысленной музыкой и безнравственными песнями. И чем быстрее вы этому научитесь, тем скорее станете своими.

Он рассмеялся, Томас тоже, Дэйра же окинула сидящих напротив парней презрительным взглядом, который, впрочем, остался незамеченным. Внимание Эруанда и Томаса снова занял родовой кинжал Лорнов, которым принц хвастался всю дорогу. Брат Дэйры восхищался рельефным узором на рукояти и гарде клинка, а Эруанд был в восторге от легкого, заточенного с обеих сторон лезвия. Что бы там ни случилось, но пока эти двое находили общий язык, однако Дэйра сильно сомневалась, что интерес принца к Тому сохранится