Таверна «Лапы и хвост» - Александра Шервинская

– Ну что, всё? – нетерпеливо уточнил зверёк, свесившись с ветки и скаля острые зубки. – Поел? Молодец. Вот тебе ещё три ореха и иди уже, но помни, что ты нам пообещал. Да не думай, я тебе правильно направление показал, скоро на берег выберешься. Ну а там уж как повезёт…

– А скажи, мне долго идти до высокого обрыва? До темноты дойду?

– До темноты точно нет, – уверенно сказал второй зверь, высунувшийся рядом с первым, – но там много пещер в берегах, найдёшь, где переночевать. В темноте, конечно, тоже можно попробовать.

Тут зверьки переглянулись и захихикали, словно скрывая какой-то только им известный секрет.

– А что ночью не так? – на всякий случай поинтересовался я.

– Да ходят там всякие, – непонятно ответил второй зверёк, – но тебе лучше с ними не встречаться, уж поверь.

– Слушай, а вы кто вообще? – мне вдруг стало интересно. – В смысле – что за звери? Я таких раньше не видел никогда.

– Спанки мы, – переглянувшись, слегка растерянно ответили зверьки хором, – живём вон там в дупле.

– Ага, понятно, – я кивнул, – очень приятно познакомиться. А я Мэтью, девятнадцатый барон Даттон.

– Топай уже, барон, – насмешливо проговорил тот, который вылез первым, – а то и правда стемнеет раньше, чем ты убежище найдёшь. А нам тут призраки не нужны…

Попрощавшись с демонстративно помахавшими мне вслед спанками, я пошёл в указанном направлении и, как ни странно, меньше, чем через полчаса действительно оказался на берегу Ривны, спокойно впадающей в море чуть ниже…

Прибрежная полоса была достаточно узкой, однако вполне достаточной для того, чтобы по ней пройти. В отличие от морского берега, здешний песок был плотным, и ноги в него не проваливались. Постепенно берег стал повышаться, заслоняя от меня и без того уже скатывающееся к горизонту солнце. Неумолимо надвигались сумерки, и я прекрасно знал, что в лесу они очень быстро сменятся полной темнотой.

Стоило побыстрее найти убежище, в котором можно будет переночевать. Как-то мне не нравится обнаружившаяся тенденция ночевать в каких-то непонятных пещерах! У меня вообще-то дом есть, а я шастаю не пойми где и сплю то на водорослях, то на камнях.

Ворча себе под нос, я тем не менее внимательно рассматривал озарённый последними лучами заходящего солнца склон в поисках нужной пещеры или хотя бы более или менее достойного углубления. И вскоре, к моему великому счастью, увидел криво росшее деревце, а за ним темнел не то лаз, не то большая нора. Особо выбирать не приходилось, и я направился к отверстию в склоне.

– Эй, есть там кто живой? – на всякий случай спросил я и, отодрав ветку от дерева, решительно ткнул ею в темноту. Никто в ответ на такое самоуправство не выскочил и не попытался меня укусить или ужалить.

До того момента, когда последний луч погас и на реку опустилась непроглядная летняя ночь, я успел насобирать вокруг веток, травы и каких-то непонятных маленьких кустиков с очень ароматными цветами. Соорудив из них нечто вроде толстой подстилки, я без сил рухнул на землю и устало прикрыл глаза, собираясь просто отдохнуть.

Низкий злобный рёв выдернул меня из состояния сна резко и безжалостно. Как и в прошлый раз, я не сразу понял, где нахожусь, но потом память вернулась, и я затаился в своём убежище. А вдруг это вернулся хозяин норы и теперь вполне обоснованно возмущается тем, что она занята? Я бы на его месте тоже был не слишком доволен и постарался бы побыстрее выгнать бессовестного захватчика.

К счастью, повторившийся рык доносился от воды, а не от входа в пещеру, и я, проклиная себя за авантюризм и неуместное любопытство, подполз к отверстию и осторожно выглянул наружу.

Сначала от великолепия и нереальной красоты открывшейся мне картины у меня перехватило дыхание. Серебряный лунный свет заливал всё вокруг, и река казалась ожившей широкой лентой из драгоценного металла. Она извивалась, переливалась, сверкала и искрилась, словно любуясь собой и приглашая всех желающих разделить её восхищение. Густые заросли и прибрежные травы на её фоне были абсолютно непроглядными, да и весь яркий дневной пейзаж превратился в двухцветную, серебряно-чёрную картину. Это было невероятно, и я не сомневался, что никогда в жизни не смогу забыть того, что увидел.

А вот возле воды царило необычайное оживление, словно на центральной улице города в праздничный день. Я искренне порадовался, что облюбованная мной нора находится слегка в стороне и вверху, иначе кто-нибудь из собравшихся у воды зверей меня непременно учуял бы. Хорошо, кстати, что я набрал этих пахучих цветов: их резкий аромат почти наверняка забил мой собственный запах.

Между тем возле воды развернулось целое сражение: явно кто-то с кем-то что-то не поделил, и выяснять – что именно, меня совершенно не тянуло. Главное, чтобы никому из них не пришло в голову вспомнить о симпатичной норе на склоне.

Рык, рёв, шипение и визг разносились далеко по окрестности, при этом, как я ни напрягался, но никаких слов различить не мог. Скандал закончился тем, что из воды вынырнула какая-то совсем уж жуткая тварюга и с помощью мощных клешней и зубастой пасти быстренько навела на берегу порядок, мимоходом сожрав несколько мелких зверьков, оказавшихся не в то время и не в том месте.

Постепенно стало тише, крупные звери растворились в чаще, мелкие – кто попрятался, кто расползся по норам и дуплам, и наступила благословенная тишина, нарушаемая только негромким треском каких-то ночных насекомых.

Я зевнул, мельком удивившись, что ночное происшествие меня, скорее, заинтересовало, чем напугало, и, повозившись на своей ароматной подстилке, уснул.

Утром, убедившись, что за ночь мне никто ничего не отгрыз, я сжевал орех, запил его холодной водой из Ривны и решительно зашагал вверх по течению. Ноги болели, но уже как-то привычно, в большей степени вызывая раздражение, чем причиняя страдания. Так, глядишь, скоро ступни у меня станут как у представителя какого-то племени, живущего в степях Равенгарда: жёсткими, как дерево, чёрными и нечувствительными к внешним раздражителям. Я про этих кочевников читал в какой-то книге, только уже ни за что не вспомню, в какой именно. И как они – эти кочевники – назывались, тоже давно выветрилось из моей головы.

Как ни странно, до вершины холма я добрался