Золотые рельсы - Эрин Боумен

Мы едем вверх по коридору из сосен, которые слегка наклоняются, загораживая дорогу. И вдруг, словно поезд из туннеля, фургон выкатывается на открытое место. Кэти натягивает вожжи и слезает с козел. Я не верю глазам: здесь, среди гор, недалеко от Прескотта, находится замечательное убежище. Земля покрыта инеем, сквозь который пробивается ломкая замерзшая трава. Это довольно широкая поляна, которая заканчивается крутым склоном, и перед ним стоит дом.

Он выглядит точным подобием того, который мы только что покинули, от застекленных окон с простыми ставнями, на которых вырезаны кресты, до стен из обычных, видавших виды бревен. Здесь нет крыльца, но от двери отрывается вид на небольшой водоем. Возможно, где-нибудь рядом есть запруда на ручье, которая позволяет наполнять его и хранить воду даже тогда, когда ручей пересыхает. Свиньи, переваливаясь, устремляются туда, скользя, и плюхаются в грязь, словно это лучшая перина из гусиного пуха на Территории. На дальнем конце поляны — конюшня, но она маловата для всей живности, которую мы привезли. За ней, как и за домом, начинается резкий подъем. С тыла поляну защищают горы, к ней ведет одна-единственная дорога, по которой мы только что приехали.

— Что вы там сидите и хлопаете глазами, — поторапливает нас Кэти. — Помогайте разгружаться.

Мы начинаем с того, что нужно отнести в дом — с колыбели и ее содержимого, нескольких одеял, которые захватила Кэти. Я мимоходом подумал, что ей придется теперь до конца дней носить ту одежду, которая сейчас на ней, но, войдя в дом, понял, как же я ее недооценивал. Это не просто хижина на поляне. Это настоящее убежище, полностью оборудованное и меблированное.

Все покрывает тонкий слой пыли, но шкафы на кухне забиты банками со сгущенным молоком и бобами, мешками с кофе и вяленым мясом. Имеется и погреб с соленьями и вареньями и горой картошки. Я заглядываю в спальни — их тоже две, как и в ее доме у ручья, — и нахожу там застеленные кровати, одеяла, шкафы, полные одежды. Это дом, в котором есть все необходимое для жизни, и его содержимое выглядит абсолютно новым, нетронутым.

Похоже, Кэти готовилась к бегству много лет, словно знала, что ее договор со стрелком обернется для нее бедой и кто-то приедет на ферму, чтобы отомстить. Она выстроила этот дом очень давно, и все это время была готова исчезнуть.

— Как, черт возьми, ты заплатила за это? — спрашиваю я, ставя колыбель на стол в кухне. — Притащить сюда все эти бревна, выстроить дом… Здесь, в глуши.

— Именно, в глуши, — хмуро говорит она — А как я заплатила, не твоего ума дело. Так, мне надо выбить ковры и вытереть неимоверное количество пыли. Присмотрите за животными, ладно?

Ее уверенность, что я не сбегу, бесит меня, но, думаю, она обоснованна. Знать, что Прескотт находится где-то к югу отсюда, недостаточно, чтобы легко туда добраться. Я запросто могу заблудиться в этих соснах. К тому же с завязанными глазами я не имел возможности понять, разветвляется ли дорога и каким путем ехать, если это так. Даже если я чудом выберусь отсюда, меньше всего мне хочется налететь на Диаса или Босса.

Лучше переждать несколько дней. В конце концов, надо подумать о маме, я знаю, Босс не убьет ее, пока я на свободе.

Эта угроза позволяла все это время держать меня в узде в качестве преданного члена банды. Но если они меня поймают…

— Я помогу вытереть пыль, — предлагает Вон.

— Ты поможешь с лошадьми, — возражает ей Кэти.

— Не буду я ему помогать, — она смотрит в мою сторону, — ни с чем.

— Будешь. Вам надо кое-что обсудить, да и нужно, чтобы кто-то за ним присматривал.

Вон невесело рассмеялась.

— Невозможно присматривать за членом шайки «Всадники розы», тем более за Малышом. Идти с ним в конюшню — это полная глупость. Он меня пристрелит…

— Не буду я…

— Никакой стрельбы, пока мы здесь! — отрезает Кэти, прерывая нас. — Звуки выстрелов слишком хорошо слышны в горах.

— Значит, цивилизация не так уж далеко? — с надеждой говорю я.

— Если место нелегко найти, это еще не значит, что оно невидимое и что твой босс не найдет нас, если мы примемся палить, как продувшиеся игроки в покер. Охотиться будем, ставя ловушки и силки. Никаких ружей. Если я услышу выстрел, это будет означать, что нас обнаружили и вы стреляете во врага.

— Значит, мы с ним должны поладить? — Вон указывает на нас с ней. — Ты хочешь, чтобы я сделала вид, будто не знаю, что он убийца? Я не хочу иметь с ним никаких дел!

— Придется, у тебя нет другого выхода. Либо так, либо я пристрелю вас обоих.

— Я думал, тут стрелять нельзя, — говорю я. Никто даже не улыбнулся. Обидно, это была достойная шутка.

— Объясняю еще раз, — медленно говорит Кэти, сердито глядя на нас. — Никакой стрельбы, кроме как если нас найдут, или если я стреляю в вас.

Вон выглядит напуганной, но я понимаю, это блеф. Кэти не стала бы укрывать меня вчера только для того, чтобы прикончить сегодня.

— Мне это не нравится, — заявляет Вон.

— Да не трону я тебя, — говорю я. — Даже не взгляну на тебя, если тебе так больше нравится.

— Все равно.

— К черту, — говорю я. — Я один справлюсь с лошадьми.

Я поворачиваюсь и выхожу из дома.

Я понимаю Кэти. Она надеется, что я приму предложение Вон. Она хочет, чтобы мы отправились верхом в город навестить дядю Вон, а потом не смогли найти дорогу назад, заблудились в горах и умерли от голода. В любом случае она снова исчезнет для «Всадников розы» и будет в безопасности в своем убежище, а наша судьба не слишком отяготит ее совесть, ведь она сделала для нас все возможное.

Но нет, так дело не пойдет.

Тут совсем не плохо, думаю я, и этот дом, и конюшня, и запас воды. Я мог бы укрыться здесь на несколько месяцев и уехать, когда Роуз с ребятами перестанут меня искать, а газеты объявят о моей смерти.

Я распрягаю лошадей, гнедая ведет себя дружелюбно, а соловая так и норовит укусить меня, взмахивая серебристой гривой, словно поторапливает и сердится на мою медлительность. Видно, у лошади Кэти такой же свирепый нрав, как и у ее хозяйки.

Я хватаю поводья и веду лошадей в сторону конюшни. Вон стоит в нескольких шагах у меня на пути. В руке она сжимает пистолет Джонса.

— Мне все равно, что Кэти сказала насчет стрельбы. Если ты хоть пальцем меня тронешь, пристрелю.