Золотые рельсы - Эрин Боумен

Риз

Для человека, который привык на всем экономить, Кэти Колтон варит чертовски крепкий кофе. Наверно, она считает, что некоторые вещи надо либо делать как следует, либо вообще не делать.

Позавтракав кашей и оладьями, я вызываюсь сходить на охоту. «Только силки и капканы. Я помню, что ты против стрельбы».

Вон смотрит так, словно считает, что я замышляю побег. Отчасти она права, я намерен забраться повыше и хорошенько осмотреть окрестности, чтобы, если представится шанс, знать, в каком направлении бежать. И мне кажется, ей стоит заняться тем же, вместо того чтобы осуждать меня.

Может, характер у Кэти и не сахар, но к своим животным она привязана, поэтому соглашается, что стоит попытаться охотиться, прежде чем начать забивать свиней. Если она не собиралась пустить хрюшек на мясо, не знаю, зачем было тащить их с собой. Они оставили множество следов на дороге. К счастью, прошлой ночью опять шел снежок, так что следы колес и копыт уже не так заметны. К тому времени, когда Диас приведет Босса и всю банду, их будет трудно разглядеть.

— У тебя есть веревка или проволока?

— Погляди на конюшне. Джесси обо всем позаботился, так что, думаю, ты найдешь там все, что нужно.

— Когда же он должен вернуться? — интересуется Вон.

— Трудно сказать. Джесси не умеет отказывать Бенни, а тот вечно находит ему какую-нибудь работу. Но в последнем письме он сообщал, что в конце января.

— Он достаточно осторожен? Заметит, если появится слежка? — спрашиваю я.

Вон взглянула на меня с упреком, но ведь вполне естественно предположить, что один из парней Босса будет приглядывать за домом в Прескотте.

— Джесси соображает.

За исключением того случая, когда он дал мне ту проклятую монету.

Словно подслушав мои мысли, Кэти добавила:

— Почти всегда.

* * *

Я не успеваю сойти с крыльца, как Вон догоняет меня.

— Стой! Я хочу поговорить о вчерашнем деле.

— Я же сказал тебе, мне надо подумать.

— Не об этом. Когда я упомянула твои принципы и последние годы, ты велел спросить тебя. Вот я и спрашиваю.

Я останавливаюсь у последнего стойла. Гнедая машет хвостом.

— Я делал много плохого, Вон. Я не участвовал в самом худшем, но стоять, смотреть и ничего не делать — это не оправдание. Так что правда в том, что у меня, может, и не бог весть какие принципы, но такой жизни я не хотел. Я попытался сбежать однажды, всего несколько недель спустя после того, как Босс заклеймил меня и силой затащил в банду. Больше не пытался.

— Что же случилось?

— Почему это тебя волнует?

— Для того, чтобы писать о тебе статью в газету, мне нужно знать факты.

На ней бежевое платье, должно быть, она взяла его у Кэти, оно чистое и немного длинновато ей. На плечах у нее одеяло — утро выдалось холодное. Она склонила голову набок, волосы растрепались, и выглядит она вполне искренней, но мне кажется, что все же не до конца. У меня такое чувство, словно она хочет покопаться в моих ранах, чтобы посмотреть, как я истекаю кровью, а не для того, чтобы их вылечить. Вполне могу представить, как она напишет обо мне, чтобы стать настоящим репортером, а потом сдаст меня властям.

Но, вопреки здравому смыслу, я поддаюсь. В кои-то веки кто-то хочет выслушать меня — вдруг произойдет чудо и после этого разговора на душе у меня станет легче, как у грешника после исповеди.

— В первые дни в банде Босс подробно расспрашивал меня о семье, — начинаю я. — Он хотел знать обо мне все до малейших деталей. Я все ему рассказал, боялся того, что может случиться, если я этого не сделаю, а когда впервые попытался сбежать, то пожалел, что хотя бы чуть-чуть не приврал.

— О чем ты?

— Мы были недалеко от Юмы. — Она встрепенулась при упоминании о доме. — Большинство парней отправились в бордель, Босс купил девицу и для меня. Я выпрыгнул в окно ее комнаты, уверенный, что это лучшее время для побега, потому что все парни заняты и им не до меня. Я не знал, что одна из шлюх стукнет Боссу. Не проехал я и трех миль на север, как он нагнал меня. Он меня тогда сильно избил. У меня до сих пор на носу шишка в том месте, где он сросся неправильно. — Я машинально тянусь к носу и вспоминаю, что он распух после того, как Кэти саданула меня прикладом.

— Итак, тебя избили. — Вон пожимает плечами, словно ей доводилось такое пережить и она знает, каково это, когда Лютер Роуз неистово лупит тебя без продыху и на теле не остается ни одного живого места, куда бы он не заехал кулаком.

— Больше ты не пытался?

— Собирался, но Диас в тот же день исчез и вернулся спустя неделю-другую. Когда я спросил его, где он был, он ответил, что Босс посылал его навестить в Ла-Пасе мою мать. Она работает в борделе.

Тут Вон побледнела:

— Он ее убил?

— Нет. Зачем убивать кого-то, кто нужен, чтобы держать другого в узде? Тебе должно быть это знакомо, ведь твой дядя так же поступает с тобой и с твоей матерью. — Я иду в дальний угол конюшни, где в пустом стойле свален инвентарь. Наклоняюсь и роюсь в ящике в поисках того, из чего можно сделать ловушку или силки. За моей спиной слышен шелест платья Вон.

— Что же произошло? — она спрашивает требовательно, но и озабоченно.

— Диас навестил мою мать и отрезал ей мизинец.

— Может, он солгал?

— Он отдал его мне, завернув в носовой платок, и сказал, что, если я снова попытаюсь бежать, Босс пошлет кого-то другого, и он отрубит ей два пальца, потом три и так далее. — Я смотрю на Вон. Она прижала руку ко рту. — Наверно, нельзя быть уверенным, что это и вправду был ее палец, но я не хотел так рисковать. Так что до Викенберга я оставался с ними. Не было смысла бежать до тех пор, пока я не был уверен, что смогу скрыться. Пока я прячусь, моя мать в безопасности. Я знаю Босса. Он ничего ей не сделает, пока меня нет. Но если он меня поймает, это будет ужасно.

— Господи Иисусе, — бормочет она, — прости.

— Слушай, я рассказываю это не для того, чтоб ты меня жалела. Я рассказал потому,