Куко́льня - Анна Маркина

будут уговаривать, затянут в кокон Юлиного голоса и, опутанного и бессильного, повезут домой, словно спелёнутую мошку, под ястребиным взором оперативника.

Но она не стала его упрашивать:

– …вы мне домашку не задали.

Он понял, что свободен, что его отпускают, и почувствовал одновременно облегчение и острую ревность, как будто внутренности прокрутили через мясорубку и теперь среди них царила фаршеобразная неразбериха.

– Учить лексику следующего урока… А ты? – он проскакал взглядом по лужам в направлении автобусной остановки.

Юля засмеялась и обвила руками Андрееву руку около локтя:

– Я на машине. Раз уж предлагают.

Зелёнкин поднял над головой пакет и потрусил по дорожке, перескакивая по карим глазам луж, в которых отражалось его неуклюжее тело и стонущий мир, доживавший свои последние летние дни.

– Ну где ваш белый конь? – Юля нетерпеливо огляделась.

– Он не белый, – Андрей залился краской.

– А какой?

– Баклажановый.

– Баклажановый конь! А какой породы?

Мысли Андрея забуксовали:

– Никакой.

– Дворняга? И где он?

– Дворняга – это собака, а не конь. За углом.

– Чувство юмора тоже за углом?

Она улыбнулась и потянула его за собой под дождь. Швейная дождевая машинка продолжала строчить на все лады и за две минуты опутала их водяными нитями с ног до головы.

Бет приветственно пискнула. Забрались внутрь.

– Что это? – Юля потрясла жестяную банку, валявшуюся на сиденье.

– Ничего, – сказал Андрей и переложил банку в бардачок. – Цикорий.

– Оу

– Куда вас везти?

– Как на счёт края света?

– На этой дороге нет заправок.

– Чувство юмора нашлось?!

– Оно не терялось.

Он внимательно обошёл её взглядом: то, как падали с волос лёгкие капли на сидение, как она стёрла тыльной стороной ладони влагу с лица, как дыхание жизни ходило в ней глубокими волнами, как облепило мокрое платье её красивое тело.

– Тогда везите на улицу Патриотов. Прямо до светофора и направо.

– Знаю.

– Знаете район?

– Я знаю весь город.

– А где, например, радиорынок знаете?

– Между Ивлиева и Верхне-Печерской.

– Стадион «Строитель»?

– Молодёжный проспект, 28.

– Ого! Можно было бы работать в такси.

– Мне своей работы хватает.

– А денег?

– С голоду не умираю…

– Какой выгодный жених! С хорошей памятью, работой, деньгами и баклажановым конём. Или вы уже женаты?

– Не женат.

– Девушка?

– Нет.

– Как так?

– Её нет.

– А была?

– Нет.

– Что, никогда?

– …

– Совсем никогда? Ни разу?

– Один раз мне нравилась девушка.

– А вы ей, судя по тону, не очень?

– Ей нравился другой.

– Давно это было?

– Пять лет назад.

– Оу.

– Девушка мне не нужна.

– Как будто речь про шуруповёрт.

– Шуруповёрт у меня есть. С ним-то как раз всё понятно.

– А с людьми все учатся методом тыка.

– И многому вы научились методом тыка?

– Ну нажимать кнопки научилась. Только не те устройства попадались.

– …

– Сколько вам лет?

– Двадцать три.

– А мне девятнадцать.

– …

– И за двадцать три года не было девушки?

– Хватит уже.

– Вам надо попробовать. Это может быть весело.

– Какой подъезд?

– Как-то мы быстро приехали.

– Вы бы следили за дорогой, садясь в незнакомую машину.

– Следить надо не за дорогой, а за водителем. Я следила.

– Так какой подъезд?

– Третий.

– И что выяснили?

– Что вы хотите пригласить меня на свидание.

– Это и есть женская логика, да?

– Не хотите?

– Не уверен.

– Ну как хотите. Вы будете жалеть об этом всю жизнь.

Она открыла дверцу машины, добежала до подъездного козырька и, помахав, скрылась за тяжёлой дверью.

Он положил подбородок на руль и вздохнул. Дождь успокаивался.

Ромбов не мог заснуть. Он вертелся в кровати и чувствовал себя червяком, который прорывал ход под землёй. Из крупиц памяти, словно из шерстяного волокна, скатывалась темнота вокруг него, тёплая, с тревожно-сладковатым запахом дождя. Из неё вышагивал Цезарь на коне и переходил Рубикон, всеми забытая Нина Ромашка с провинциального холма следила за движением войск, ветер покачивал её светлые тонкие волосы, напоминавшие жёлтую траву, легко вздыхавшую у кладбищенской ограды, а прислонившись к ограде, где-то между неизвестностью и углом его спальни, стояла девушка в мокром почти что прозрачном платье, ветер прижимался к её соскам, пытался поднять юбку и потрогать тёмные волосы под ней… В ужасе и блаженстве Андрей открывал глаза, переворачивался на другой бок, скомкав лёгкое одеяло в податливого удава, на которого забрасывал ногу, понимая, что всё, что он видит, ему пригрезилось в дремоте, что всё неправда, а злостная мешанина из порно, его могильных девочек и сегодняшнего дня, который никак не утаптывался на дно сознания.

Он ворочался в полусне до утра и, еле-еле поднявшись со звонком будильника, так и не смог заставить себя сделать зарядку, не смог позавтракать и не смог сосредоточиться на телеэкране с новостями.

Чуть ли не впервые в жизни он опоздал и, пробегая через проходную под недоумённым взглядом Витька, поскользнулся на мокром полу. Залетел в кабинет растрёпанный и раскрасневшийся.

– О, спящая красавица явилась! – ухмыльнулся Медведев.

– Что же это, где носило нашего мальчика? – Зиновьева преувеличенно охнула и скрестила руки на груди.

Ромбов понуро поплёлся к чайнику, нажал на кнопку и понял, что его банка с цикорием осталась в бардачке. Вслед за ней в воображении всплыл и образ вчерашнего дня. Губы сами собой растянулись в улыбке. Он заварил чай и бухнул туда два кубика сахара, чего тоже никогда не делал.

Медведев и Зиновьева переглянулись.

– Кажется, мальчик в ауте! Кто это его так?

– Мне-то откуда знать…

– Можно прекратить обсуждать мою личную жизнь? – Ромбов шумно пододвинул кресло к столу.

– Ого, Миша, у кого-то тут завелась личная жизнь, – протянула Зиновьева, сопровождая объявление выразительным взглядом.

– Совсем взрослый, – подыграл Медведев, смахивая воображаемую слезу.

– Очень смешно, – пробурчал Андрей, включая компьютер.

Редкое ворчливое внимание коллег было ему приятно. Как будто младшеклассника позвали курить за школу старшаки после того, как тот подсадил биологичке жабу в сапог.

Поскольку основную работу никто не отменял, Андрей продолжал свою бумажную войну, мониторинг соцсетей и сбор всевозможной информации. Он уже несколько месяцев сидел в антифа-группе, разнюхивал что да как. Вышел на контакт с несколькими активистами и подкарауливал их на подложной страничке с суровой аватаркой в платке на морде. Чувствовал: что-то назревает, и ждал новых сообщений. И чуйка не обманула. Под светился диалог с парнем, с которым он долго переписывался про тягу народа к свершениям, объединение усилий, разгребание дерьма, вороватых олигархов и быдло, которое гадит и гадит:

«бро пора выйти из сумрака».

Андрей набрал ответ:

«Когда, где?»

«сегодня в Археологии на death bridge, будут гости, ты с нами?»

«Что нужно?»

«всё для защиты»

«Сколько их?»

«до хера»

«Точно?»

«100 проц нужны