Обещание - Кристен Эшли

Его глаза открылись.

Еще больше красоты.

— Я причинил тебе боль?

И больше красоты.

— Нет, — прошептала я.

— Это платье, детка, — прошептал он в ответ, объясняя поцелуй.

— Оно наименее сексуальное из тех, что у меня есть.

Его глаза снова закрылись, и он повторил:

— Господи, вот дерьмо.

Я буквально сошла с ума от его поцелуя, мне захотелось улыбнуться. Я чувствовала, как внутри борюсь с улыбкой, желающей вырваться на свободу. И я хотела ее выпустить, потому что было так чертовски приятно знать — единственное, что мне нужно было сделать, это надеть такое сексуальное платье, тогда могла бы заставить Бенито Бьянки потерять контроль.

Мысль явно была не совсем здоровой. Даже нерациональной, учитывая мое отношение ко всему, что касается нас с Бенни.

Но она у меня возникла.

Я отогнала свою мысль, но едва-едва.

— Ты сказал, что не поцелуешь меня до понедельника, — напомнила я ему, и его глаза открылись.

— Я не знал, что в воскресенье увижу это платье.

— Я не ношу джинсы, — поделилась я.

— Хочу сказать, tesorina, я хочу поцеловать тебя, даже если ты будешь в джинсах.

— У меня возникло тоже такое чувство, — пробормотала я, мой взгляд переместился на его губы.

— Детка, — позвал он, и я снова сосредоточилась на его глазах. — Эта фотография.

Этими двумя словами меня болезненно вырвали из моей зоны счастья — Бенни Бьянки только что поцеловал меня, и бросили в мою обычную зону. Зона, которая мне обычно не очень нравилась, но в данный момент я ее возненавидела.

Я опустила подбородок и прижалась лбом к его груди, говоря:

— Не надо.

— Ты была моей, даже когда принадлежала ему.

Он был прав, хотя даже не имело смысла.

Но я всегда любила Бенни. Мы были близки. Ладили. Из всей семьи Винни я была ближе всех к Бенни. Находясь рядом с ним, я чувствовала себя счастливой.

Я принадлежала Винни, но с каждой неделей, пока Винни делал всякие глупости, я отдалялась от него.

И я принадлежала Бенни. Потом, когда мы потеряли Винни, я облажалась, и он оттолкнул меня.

Я крепко зажмурилась и скользнула руками вниз по его груди, сжимая пальцами его футболку.

— Я должен это сказать. — Произнес он мне в волосы.

— Я не готова.

Его пальцы на моей шее слегка сжались.

— Это должно быть сказано, cara. Я понимаю, что ты сейчас уязвима. Этот поцелуй был как подарок… для нас обоих… но то, что я должен сказать, не об этом.

— Что ты хочешь сказать?

— Я злюсь на него.

Это было для меня таким сюрпризом, что я откинула голову назад и посмотрела ему в глаза. — Что?

— На Винни. Я злюсь на него. Я потратил годы, злясь на тебя, пытаясь заглушить свои чувства к тебе, но чувствую сейчас к нему злость. Я смотрю на эту фотографию… — Он покачал головой. — После того, как стало ясно, как я относился к тебе все это время, почему я так относился к тебе, чтобы не чувствовать того, что чувствую к нему прямо сейчас… Я смотрю на эту фотографию и чертовски злюсь, что он не почувствовал то, что чувствовал я в то Рождество, когда мы делали это фото — любящая семья, Рождество, счастье, смех — и я понимаю, что в его жизни было все, что ему было нужно на самом деле.

Я отпустила его футболку, и мои руки скользнули обратно вверх, обвившись вокруг его шеи, ненавидя каждое сказанное им слово, в то же время, но уже по другой причине, мне нравилось каждое им сказанное слово.

Он говорил. Честно. Выкладывал все прямо.

По моему опыту не многие мужчины способны признать свои ошибки, поделиться своими мыслями о своих чувствах, и уж точно не тем, что за ними стояло. Винни никогда не делился. Он все держал в себе. Никогда не разговаривал со мной о чем-то важном в жизни, а это означало, что я никогда не понимала, зачем он совершает глупости.

Бенни тронул меня… глубоко.

Если покопаться… то очень и очень глубоко.

— Бен, — прошептала я.

— Надо было надрать мне задницу за то, что я ничего ему тогда не сказал. Я ничего не сделал. Так что это означает не только, что я облажался и причинил тебе страдания, но и то, что я снова потерял его.

Я ухватилась за него еще крепче и привстала на цыпочки, приблизившись к его лицу, прошептав, пока он говорил:

— Милый. Остановись.

— Как? — спросил он.

Я понятия не имела.

— Не знаю, — призналась я. — Но нет смысла злиться, Бенни. Его больше нет. Ты ничего уже не сможешь изменить.

— Я знаю, детка, но это не помогает.

— И что? — Продолжала спрашивать я. — Ты все понимаешь. Ты понял суть того, что изображено на этой фотографии — все, что тебе нужно в жизни. Винни не прошел этот урок, ты же никогда его не забудешь. Отстойно, что своей смертью он преподал тебе этот урок, Бен, но, по крайней мере, он привел тебя к таким мыслям, и ты не будешь отрицать, что это важно для тебя.

Он удерживал мой взгляд, его рука на моей талии скользнула вверх, он начал лениво поглаживать мой бок.

Это было приятно. Непринужденно. Естественно. Бенни.

А земля под моими ногами продолжала раскачиваться.

Но мне было наплевать.

— Ты сладкая с перчинкой и умная, — пробормотал он, слегка приподняв губы, его слова и кончики губ сказали мне, что тяжелый для него вопрос позади.

Я слегка пожала плечами.

— Это было замечательное Рождество, — тихо произнес он.

— Да, — согласилась я так же тихо.

— Скучаю по тем твоим печенькам, которые ты всегда готовила, по тем, в которых тесто напоминает «Поцелуи Херши». (Шоколадные конфеты Hershey's Kisses («Поцелуи Херши») производятся с 1907 года. — прим. Пер.)

— Снежки с шоколадной начинкой.

— Ага.

Ага.

О да.

Я знала, что они ему нравятся. Знала, потому что стоило мне сказать, что я собираюсь их печь, он тут же оказывался рядом, сидел на табурете у стойки, обсуждал со мной разную чепуху, пока я их готовила. А также поглощал их буквально из духовки, как только я заканчивала обсыпать их сахарной пудрой и выкладывала на блюдо.

И я сразу поняла, что именно поэтому я и готовила свое печенье каждый год.

Две партии.

Иногда три.

Видно, я еще тогда хотела попасть в ад.

— Мы связаны, — сообщил он очевидное.

— Знаю.

— Я хочу, чтобы мы