Русский романс - Наталья Гончарова

переворачивающихся листьев учебника, звук упавшего пера или грохот, доносившийся с кухни, пугал ее, так что она то и дело вздрагивала и оборачивалась. Она еще не сообщала купчихе, что ей надобно отлучиться вновь, но сама мысль о том, что придется опять изворачиваться, врать, выкручиваться, претила ей. Но ради него, она готова была на все, даже научиться столь изощренной и чуждой ей науки.

Едва дождавшись конца занятий, заканчивающихся аккурат в половину первого, она спешно завершив урок, опрометью бросилась в гостиную, где как обычно дремала купчиха.

Вот и сейчас, откинувшись на подушки, а ноги положив на мягкий пуф, Нина Терентьевна полулежала на диване. Только была она не одна, Танюшка с жаром рассказывала свежие городские сплетни, не отличавшиеся ни благопристойностью, ни чистотой морали, и не содержащих хотя бы толики добрых вестей, купчиха же прожорливо внимала каждое слово, будто голодный, но глупый карась, хватает наживку, не видя, что та, венчает рыболовный крючок.

В тот день косоглазие Татьяны, обычно вызывавшее в Анне чувство жалости и сострадания, сегодня выглядело зловеще. Правым глазом та смотрела на купчиху, а левый и лукавый был устремлен аккурат, на приближающуюся Анну. Казалось от этого взора, ничто не смогло бы укрыться, она будто злой духу, все видела и все знала.

– Купчиха, вот помяните мое слово, бабка моей двоюродной тетки, так и сказала, быть весь месяц дождю. Ох и потонем, ох и потонем, склады у Фетисова в низине, там и сено, прости Господи, зерно, голод, голод будет, рабочие вон у Стеклова завода… – заслышав шаги, она с реакцией, которой позавидовал бы и охотник, повернулась к Анне и сразу замолчала. Она всегда прекращала разговор, как только Анна появлялась в комнате, отчего той казалось, будто предметом разговора была она, причем сказанное, едва ли было добрым. И хотя Анна, так ни разу в жизни и не поймала Татьяну, за распусканием сплетен и слухов о ней, однако же замечала, что после ее бесед с хозяйкой, та неизменно меняла к ней отношение в худшую сторону. Злословить, лгать и подстрекать – вот три кита, на которых зиждилось положение Татьяны в господском доме. Анна знала, что если и стоит, кого опасаться, кроме купца, так это Татьяны. Стоявшая на социальной лестнице ниже гувернантки, не умевшая ни читать, ни писать, все же с помощью лести, изворотливости, лживости и беспринципности, она имела в доме гораздо большую власть, чем Анна. Порой такое положение дел удручало ее, уязвляло самолюбие. Сам факт, что безграмотная девица, обставила ее так ловко и искусно, заткнув за пояс, вынудила не только считаться с ней, но даже опасаться ее, ее столь высоко оценивающую свой ум и образованность, подрывало веру Анны в себя и свои возможности. Как бы не претила Анне мысль заискивать перед Татьяной, сейчас, учитывая то положение дел, в котором она оказалась, ей не оставалось ничего другого как примириться с этой мыслью. И хотя жизнь уже давно показала ей, что гордость в ее положении непростительная роскошь, с самоуважением расставаться было сложнее.

– Нина Терентьевна, простите, что отвлекаю вас, не могу ли я отлучиться сегодня еще на пару часов, вчерашний визит к аптекарю, как вам известно, увы, оказался безрезультатен, но я самоуверенно надеялась, что головная боль, меня более не побеспокоит, однако сегодня, симптомы лишь усилились, так, что боюсь без порошка никак не обойтись

Хозяйка, недовольно посмотрела на Анну, и хотя та имела полное право на несколько часов свободного времени, но никогда этим правом не пользовалась, не оттого, что не было в том нужды, а потому, что понимала, купчиха, будет крайне этим недовольна. Вся прислуга в доме, включая гувернантку, воспринималась скорее, как их собственность, нежели как свободные люди, со своими потребностями и нуждами.

Она хотела было уже отказать, сославшись на некую необходимость быть дома, на ходу придумывая повод, но отчего-то передумала, может оттого, что посмотрев на завывающий за окном ветер и проливной дождь из злорадства, была не прочь посмотреть, как та продрогнет и замерзнет, словом, подумав, Нина Терентьевна ответила:

– Ступай. Я и сама сегодня не важно чувствую себя, ноги ныли всю ноченьку.

– Это к дождю, к дождю Нина Терентьевна. Если ноги тянет, это к осадкам, это еще моя прабабка говорила. По вам, Нина Терентьевна, аккурат можно погоду предсказывать, вы очень натура чувствительная, – вторила Татьяна, всегда зная, что и когда сказать.

– Ой, Танюша, вот верно, верно ты говоришь, если солнечно будет, так и знать, голова болеть будет, а если ноги – к дождю, а уж ежели снег, там и голова и ноги болят. А уж ветер – так и знай, день пропал.

Анна немного постояла, приличия ради, а потом, бесшумно удалилась. Пожалуй, как бы она не старалась, никогда ей не удастся так чутко предугадывать настроения хозяйки, как это делала Татьяна и говорить именно то, что она хотела слышать. Воистину, то был великий талант, но имел ли он какое то отношение к уму, Анна уверена не была. В конце концов, если признать сей талант умом, выходит глупее нее самой, пожалуй, было и не сыскать. Ну а кто же хочет признаваться в глупости пусть даже самой себе.

Николай ждал ее в условленное время, в том же месте, с той лишь разницей, что сегодня лил дождь. В такой дождь маловероятно, чтобы она пришла, – подумал Николай, вновь закуривая, – а ежели надумает, возьмет ли она извозчика или забоится, что кто-то узнает, куда и зачем она едет. Сотни странных и едва ли, наделенных хотя бы долей рациональности мыслей, сменяли друг друга. Внезапно дождь прекратился, и хотя тяжелые чугунные тучи по-прежнему неуклюже плыли по небу, словно услышав мольбы влюбленных, не проронив больше ни капли, скрылись за горизонтом.

Вдалеке появилась фигура Анны, он мог бы узнать ее из миллиона других прохожих, но в том не было нужды, в такую погоду на улице не было ни души. Ее тонкий и женственный силуэт с ловкостью эквилибриста балансировал с одного деревянного настила на другой, минуя лужи и целые реки дождевой воды, торопясь навстречу ему. Все сомнения тотчас исчезли.

– Простите Николай Алексеевич, что заставила вас ждать, – весело выкрикнула Анна, находясь все еще на приличном расстоянии от него.

– Боюсь, хотя вы и извинились, но что-то мне подсказывает, вы ни капли не раскаиваетесь, Анна Тимофеевна. И я вас не виню, а кому бы не польстило,