Русский романс - Наталья Гончарова

Дорога, как и прежде, уходила вверх по склону, но теперь, после дождя, не было и мысли подняться вверх. Пришлось остановиться в конце улицы, укрывшись от случайных прохожих под навесом заколоченного черного входа, едва ли когда-либо используемого и раньше, судя по бурьяну, которым рос вокруг.

Анна, прислонилась к двери, так что в спину врезался амбарный замок, но толи от усталости, толи от волнения, она совсем не почувствовала это, на нее напала такая слабость и головокружение, не было сил даже сдвинуться с места.

– И который вам нравится больше? Тот, что был вчера, или тот, что сейчас стоит передо мной? – спросила Анна.

– Определенно мне нравится тот что сейчас, нет ни тени сомнений, он умнее, опытнее, он многое повидал и многое испытал, его не так легко обмануть, да он и сам кого хочешь обманет, – многозначительно сказал он, но Анна, сделала вид, что не заметила двусмысленности слов. – Но тот, что был раньше, он был счастливее. Мне не хватает того счастья, которое я испытывал раньше, оно было безгранично, и ничем не омрачено, ни мыслями о будущем, ни мыслями о прошлом, вернее не так, мысли о будущем были, но они были так далеки от реального будущего, казалось ты все можешь, тебе все по плечу, будто ты держишь на веревочке целое солнце.

– А что же потом?

А потом, ты понимаешь, что оно не ручное, что оно больше тебя, и сильнее, и не ты его держишь за веревочку, а оно дергает тебя за веревочки как марионетку в кукольном театре.

Анне стало невероятно горько, и хотя она старалась убедить себя, что это от сострадания и жалости к нему, к тому что он несчастен, истинная же причина была в том, что она понимала о каком счастье идет речь, так как она испытывала его именно сейчас, именно с ним, она держала это солнце в руках, и оно словно ручное плавилось в ее ладонях. Она не думала ни о прошлом, ни о будущем, ни о том кто она и откуда, где ее семья и дом, в ее мыслях был лишь он, и это чувство, было сродни тому, как солнечное сияние проникает сквозь нее, поглощая, пожирая ее, и вот тело и само превращается в свет. Но способен ли «новый», сегодняшний он, на сильные и искренние чувства?

– Неужели же ничто не сможет сделать вас вновь счастливым? – с отчаянием спросила она. Этот вопрос, вырвался, будто вопреки ее воли, и она тотчас пожалела об этом. Уж слишком прозрачен и понятен был намек, в нем слышалась и тревога и страх, и даже скрытая мольба, которую он не мог не уловить в ее голосе, будучи человеком проницательным.

Он наклонился над ней, будто намереваясь поцеловать, их дыхание слилось и перемешалось в густом влажном и холодном весеннем воздухе. Он смотрел на ее прелестные в своей неправильности черты лица, высокий лоб, темные как смородины глаза, крупные спелые губы, взором, словно лаская каждую черточку, запечатлевая и сохраняя в памяти каждую деталь. Завивающийся чуть влажный локон и накрахмаленный, но заметно потертый ворот пальто и нежный пушок на лице, и запах мела, свежих чернил, крахмала и чистоты – все это вызывало в нем самые высокие чувства и будоражило самые низменные инстинкты.

Анна же с трудом владела не только своими чувствами, но и телом, перед глазами все расплывалось, а твердая земля под ногами превратилась в сибирские топи. Словно молодая и наивная косуля она медленно тонула в их темных глубинах. С трудом контролируя дыхание, она закрыла глаза, ожидая и предвкушая, что последует за этим. Но ничего не случилось, открыв глаза, она увидела что он отошел на добрые два метра и теперь всматривается куда то вдаль, толи пытаясь собраться с мыслями, толи напротив, пытаясь их от себя отогнать. Потом он резко повернулся, и как ни в чем не бывало, продолжил:

– А вы, вы Анна Тимофеевна? Изменились ли вы?

– Хотелось бы верить, что изменилась, но судя по тем же самым ошибкам, которые я с постоянством героя русских пословиц, совершаю вновь и вновь, боюсь, что нет, – резко ответила Анна. – Прошу меня простить, Николай Алексеевич, пожалуй, мне пора, боюсь, долгое отсутствие может вызвать подозрения. Верно и за весь год, у меня голова не болела столько, сколько за эту неделю, – и она виновато и вместе с тем грустно улыбнулась.

Он подошел ближе и с тревогой взял в руки ее холодную тонкую и узкую ладошку, пытаясь согреть в своих руках: – К досаде своей, я верно вас чем то обидел. Не отвечайте. Вы ни за что, не признаетесь в этом, как бы я вас не умолял. А знаете, я рад, что вы ничуть не изменились, ведь если бы вы изменились, то ни за что не дали бы мне второй шанс. Не простили бы былые прегрешения. Не были бы столь великодушны. Я прошу у вас прощения за прошлое, и за настоящее, а может и за будущее.

– Я вас давно простила, разве вы не помните. Не будем же больше поминать тот случай, все в прошлом, я зла не держу, даю вам слово, – мягко заметила Анна, и ласково положила вторую руку поверх его.

– Нет, я хочу попросить у вас прощения сейчас, – упрямо и сердито заявил он. – Я поступил дурно. Не бойтесь за мою гордость, мне право пойдет это на пользу. Во мне итак гордыни сверх меры. Я не люблю признавать свои ошибки, и по правде говоря, делаю это редко, даже наедине с собой. Но перед вами, я виноват.

– Полно вам, бичевать себя и посыпать голову пеплом, – порывисто накрыв ладонью его губы, как знак того, что слова не нужны, обеими руками она обхватила его за шею и крепко притянула к себе, осыпая короткими и любящими поцелуями, яростно нашептывая слова утешения и нежности: – Вы не хуже других, вы лучше, вы лучше чем все вокруг, вы чуткий, вы благородный, вы добрый, вы настоящий, вы сильный духом. Никто кроме вас не то чтобы не стал извиняться передо мной, никто бы даже не придал значение тому событию, попросту забыл, стер