Русский романс - Наталья Гончарова

– Не ждал тебя сегодня, ты мог бы меня не застать, но в этом городе оказия на оказии. А с этим чаем, тут право слово, наваждение какое то или одержимость, столько чая я и за всю жизнь не пил, ну да не важно, проходи, видно что-то опять стряслось, ежели ты вот так без предупреждения нагрянул, – и жестом он предложил Николаю войти.

В комнате был невероятный хаос, тут и там были развешены предметы одежды, на рабочем столе кипы тетрадей, свертки, большие и малые клочки бумаги с неразборчивым подчерком, грязная посуда и много всяких мелочей, коим и применение то тяжело было найти. Вид самого Георгия, впрочем, был не лучше, измят, не мыт и одет в исподнее, к тому же имевшее порядком помятый и несвежий вид.

Словно прочитав его мысли, тот ответил, впрочем, без злобы и обиды: – Ну что ж Николя, не всем повезло остановиться в доме с удобствами, где бы за тобой приглядывали пять служанок. Кому то и по грязи ходить приходится, – и он взглядом посмотрел на свои голые и босые ноги.

Николай виновато улыбнулся и присев на корточки, из под полы пальто явил на свет щенка, тот впрочем, оказался куда менее воспитанным, чем его хозяин, и залихватски, будто у себя дома, никого не стесняясь, начал бегать по комнате и стаскивать ту одежду, которая по чистой случайности оказалась в опасной близости от пола.

– Ну уж нее-е-е-ет, – взмолился Георгий, мне и без этого работы достаточно, ты мой друг уж не тронулся ли рассудком, приехали за делом, а тут и барышня откуда не возьмись и пес дворовый. Следовало тебе меня предупредить, ежели ты благотворительностью решил заняться. Словом если ты намерен довести себя до разорения, тогда я скажупрямо, и без обиняков, ты на верном пути.

Николай задумчиво посмотрел на друга, но не найдя, что ответить, отвел взор.

Они были знакомы с университетских лет, так что знали друг друга давно и оттого почти не имели тайн между собой. Однако теперь, для Николая, отчего то стало трудно поведать ему то, что было у него на душе, будто Анна пролегла невидимой преградой между ним и Георгием навеки, а может виной тому не Анна, а он сам изменился за это время. Так что не найдя, что сказать, он просто промолчал.

С трудом поняв, куда можно присесть, не дожидаясь когда его пригласят, Николай устроился на краешке кровати, сам же Георгий сел на единственный свободный стул, впрочем, свободным его можно было назвать лишь формально, так как на спинке как на сушке, были развешены еще влажные брюки и рубашка.

Пододвинув к себе импровизированную пепельницу, Николай, достав портсигар и закурив, заговорил: – Полно тебе брюзжать, друг мой, ты едва ли годишься мне в папаши, – саркастично заметил он, – не далее, чем месяцев назад, я доставал тебя из передряги, но, как водится, в дружбе грехов не поминают, когда оба грешны, так что лучше скажи мне, как обстоят наши дела?

– Плохо, – резко без обиняков ответил тот. – Никто не продаст тебе шерсть в обход Кузнецова. Так что из всех возможных врагом ты нажил себе самого нежеланного. И хотя я сам еще с ним не знаком, но тех историй, что я услышал, мне с лихвой хватит, чтобы понять, что ты будто слепой идешь по краю пропасти. И видит Бог, я не желаю, идти за тобой следом.

– А прииски? – безучастным тоном спросил Николай, глядя в окно, будто слова Георгия совсем не задели его и даже не заинтересовали.

Георгий хмыкнул и продолжил: – Вода, грязь, и снова вода и снова грязь. Того что там можно заработать, хватит лишь на бутылку водки, разве ты не видел, что город кишит «счастливыми» и «удачливыми» золотоискателями, – затем помолчав, продолжил: –Ты мне лучше скажи, неужто стоит она того?

Николай вновь ничего не ответил, да и как он мог объяснить. Они были так похожи и вместе с тем такие разные. Все что Николай делал в своей жизни, он делал по чести сказать ублажая свою гордыню и самолюбие, никогда за все годы он не был в нужде и по большей части получал все, что желал, тогда как Георгий вырос в крайней бедности и от того был зол, неутомим и неистов.

Георгий родился в дворянской семьи, но проку в том было мало, кроме разве что образования, батюшка его все пропил, а что не успел пропить, проиграл, так что к моменту, когда скончался, простудившись на крещенье, Георгий с сестрой и матушкой оказались в крайней нужде, а долги исчислялись сотнями. И теперь, наблюдая за ним, Николай был уверен, что в глубине души Георгий презирает его. Может он был и прав, только откуда другой может знать хитросплетения чужой души. Оттого-то, Николаю и не хотелось ничего объяснять.

– А если и вовсе отказаться от шерсти? – спросил Николай, вновь делая вид, что не услышал сказанного.

– Ты верно шутишь? Ты лучше меня знаешь ответ. Впрочем… – зло продолжил Георгий, – даже при самом плохом раскладе, для тебя все обернется не так уж и плохо. Чего не скажешь обо мне.

Николай пытливо посмотрел на своего пока еще друга, а затем продолжил:

– Что ж, я что-нибудь решу. Не бери в голову. Завтра все как мы и планировали. Ты уж не подведи. А на счет вопросов о ней, ежели, ты еще желаешь считаться моим другом, то лучше оставь это. Я ее ни с тобой, ни с кем другим обсуждать не намерен. А ежели ты не готов примириться, то нам самое время разойтись, на этом самом месте, дабы из друзей не превратиться во врагом в будущем.

Георгий кивнул головой в знак того что все понял и сказал: – Не сердись, и забудем, не мое это дело, все устрою, как и обещал. Не думай о том.

Николай ушел.

Щенок вздрогнул от звука закрывшийся двери, затем тоскливо заскулил, он только начал привыкать к теплу нового хозяина, и вот опять остался один.

Георгий подошел как окну и закурил, он видел, как Николай вышел из гостиницы и направился вверх по улице. Смешанные чувства царили в его