Русский романс - Наталья Гончарова

никто другой подходила для их исполнения, однако чем больше он прибегал к ее услугам, тем большую неприязнь к ней питал, теперь же когда она принесла столь дурные вести и стала свидетелем его поражения, это чувство переросло в нечто большее, в чувство физического омерзения к этой изворотливой, нечистоплотной, туповатой, но хитрой девке.

Тем вечером за столом казалось, ничто не выдавало той драмы, которая разворачивалась за его пределами. Разговор носил дежурный и формальный характер, говорили по большей части про погоду, тем более она и впрямь дала повод о себе поговорить.

– Я сегодня разговаривал с Прокопием Спиридоновичем, он у нас небесной канцелярии дел мастер, так вот что он сказал, может так статься, что ежели дожди не прекратятся к пятнице, то река, вполне вероятно, а скорее даже непременно разольется аккурат от речного порта до главной дороги. Так, что Николай Алексеевич поездку нашу на прииск придется ускорить, – заключил купец, как бы между делом, едва посмотрев в его сторону.

– Боюсь, Степан Михайлович, сие мероприятие вынужден буду отложить до следующего моего приезда к вам. Не далее как вчера прислали письмо, конечно же с опозданием, но не так, чтобы было уже слишком поздно. Так вот, мне надобно как можно скорее вернуться в Петербург. На фабрике, знаете ли, не разрешаемые без моего участия проблемы, да и я, порядком уже злоупотребил вашим гостеприимством. Тем более что о самом главном, мы уже пришли к согласию.

– Жаль, жаль, Николай Алексеевич, но вас прекрасно понимаю, хозяйство, дело такое, твердой рукою управлять надобно, хозяйской рукой то, – и он демонстративно сжал свою большую крепкую красную ручищу в кулак, да как треснет ей по столу, для пущего эффекта, так что тарелки с ложками зазвенели, а дамы схватились от испуга за сердце, – Вот так управлять надобно, – сказал он, обводя стол суровым взглядом, затем продолжил, но уже куда более миролюбиво: – Так когда отъезжать надумали? – Впрочем этот тон никак не вязался с языком его жестов до этого.

– Хотелось бы завтра, но боюсь, мы не успеем с моим приказчиком, так что послезавтра, но послезавтра это крайний срок.

Анна, услышав, как развивается разговор, изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться и не броситься вон из гостиной. А ведь сегодня при встрече он не сказал ей, что уезжает. Вот только сейчас они стояли, будто схороненные самой природой под завесой дождя, в мире, где не существовало никого кроме них двоих, и вот уже он покидает ее.

Это конец. Весь мир перестал существовать в тот миг для нее, будто огромной каменой плитой придавило сверху, когда не кричать, ни дышать, ни двигаться, не было ни сил, ни возможности. И хотя она знала, что этот финал неизбежен, какое может быть будущее у нее, провинциальной нищей гувернантки, не отличающейся ни красотой и ни благородством происхождения, с ним. Однако же знать о предстоящем трагическом финале, и переживать его здесь и сейчас, совсем разные вещи. Как ожидание смерти, следующее неотвратимо за каждым из нас с первой секунды жизни, не равно моменту смерти. И хотя проживая каждый день, мы готовимся к неизбежному трагическому финалу, в обозначенный час, все равно оказываемся застигнутыми врасплох, не ожидая, что он наступит так скоро, а мы насладились жизнью так мало.

– Ну что ж, мы вполне все успеем, мой поверенный подготовит все бумаги, мы кое какие вещи еще обговорим, и как говориться, в добрый путь. За успех, Николай Алексеевич, за успех! – и он с улыбкой радостно поднял бокал.

Николай пытался уловить, не понял ли чего купец, не узнал ли о его любовных похождениях. Он пытался вглядеться в эти холодные как стекло голубые глаза, но ничего не увидел, да и черт с ним, и черт с этими ребусами, скоро он уедет отсюда, получив контракт на поставку шерсти, заберет с собой Анну, и выпутается из этой щекотливой ситуации. От этой мысли ему стало и весело и благостно и хорошо на душе, и он почти избавился от чувства страха и тревоги, хотя скорее лишь запрятал их.

Наконец тягостный ужин подошел к концу, нельзя было не заметить, как рады были выйти поскорее из-за стола все его участники. И хотя обычно все оставались коротать вечер в гостиной, хозяйка дома за шитьем, а мужчины, закуривали сигары, неспешно и лениво после плотного ужина, перебрасываясь фразами, за стаканчиком отменного испанского хереса, сегодня же разбрелись по своим комнатам, каждый сам с собой переживать мысли и чувства.

Анна не помнила как добралась до своей спальни и не раздеваясь, рухнула на кровать. На нее нашло отчаяние и горе такой силы, когда даже плакать не представлялось возможным. О, она бы с удовольствием дала волю слезам, которые солеными потоками смыли с ее души все горести, а потом вдоволь наплакавшись, уснула мертвым сном, а там и утро, а утро неизбежно прогонит все тени. Но нет, слезы не шли, лишь сердце с бешеной скоростью неслось галопом словно тройка лошадей, пытаясь вырваться из тесной груди на волю. Она потеряла счет времени, лишь по ярко сверкающему и плывущему по черному небу со скоростью вечности Сириусу, было понятно, что прошло не меньше часа, как вдруг кто-то постучал несколько раз в дверь, тихо, но настойчиво.

Анна вздрогнула, медленно приходя в сознание из сковавшего ее горестного оцепенения.

– Кто здесь? – еле слышно спросила она, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора.

Тишина.

– Кто здесь? – чуть громче спросила Анна. Страх пробежал по спине.

– Анна, откройте, это я, – услышала она голос Николая.

Сердце перевернулось в груди, и радость, вновь услышать его голос с легкостью потеснили злость и обиду.

– Что вам нужно? Ступайте к себе, – все еще сердито прошипела она.

– Не глупите же, меня здесь услышат или чего доброго увидят, откройте же, нам нужно поговорить.

Анну сбил с толку его сердитый голос. Как смел он сердиться на нее после того как решил оставить. Она подперла лбом холодную дверь, пытаясь остудить рассудок, правая рука все еще лежала на ручке двери, она не могла решиться, стоит ли впускать его в спальню опять, а следовательно в свою жизнь. Что толку в еще одном разговоре, в еще одном прощании. Он неизбежно уедет, а ее неизбежно ждет самое грустная весна, а потом, лето, осень, зима и целая жизнь, когда словно в калейдоскопе времена года