Наставница для наследника престола - Елена Александровна Романова

— Страшная, толстая и низкая, — переговаривались девушки, — лицо круглое, щеки шершавые и красные, а волосы рыжие…

— Долго такую не упрячешь.

— Ее ищет Великий герцог, а в столичных газетах пишут, что она бежала с любовником.

Кстати, эти сплетни бросали тень и на лорда Элгариона. А еще больше людей беспокоило то, что он бросил все силы города, чтобы найти такую, как я. И, разумеется, он бы нашел меня. Его люди приходили в пансион, но, когда меня им показали, никто не рискнул приблизиться.

— Это госпожа Лин, — представила меня Этери, приведя к порогу двух мужчин. — Буквально вчера она устроилась к нам на работу. Живет здесь же, при лазарете. Кормится с общего стола. Неграмотна и скромна. Даже и рассказать о себе толком не смогла. Можете осмотреть ее.

Я стояла в дверях, низко опустив голову.

— Но предупреждаю, господа, — нахмурилась Этери. — Тиф очень заразен. Уж не знаю, что должно случиться, чтобы одаренная леди пришла сюда работать.

Возможно, уверенность госпожи Этери меня и спасла — никто не проверил даже метку на руке.

Вечером того же дня я нагрянула к лорду Элгариону, застав его в ванной обнаженным. То есть, совсем не в тех обстоятельствах, в которых стоило вести судьбоносные разговоры.

Сглатываю…

Этот человек произвел на меня сильное впечатление. Нет, не тем, что он был хорош собой. Это последнее, на что стоило обращать внимание. Красивые мужчины меня больше пугали, чем привлекали. Взять хотя бы Блейка — заносчивый, высокомерный и самодовольный паразит. Иной раз привлекательный фасад скрывает гнилое нутро. Но герцог Элгарион, кажется, никогда и не задумывался о том, что красив. Это было таким же незначительным обстоятельством в его жизни, как и власть, которой он был наделен с рождения. Все, что имело для него ценность — умение обуздать и подчинить собственную суть.

Не всякая мощь могла жить в рамках. Герцог Элгарион был вместилищем чего-то необъяснимого. И у меня мороз бежал по коже, когда я думала об этом. Контраст его силы и рассудительного спокойствия действовал, как дурман.

С ним стоит быть осторожной. Когда в руках одного человека сосредоточены все судьбы королевства, он с легкостью уничтожит одну. Ту, которая мешает. Не укладывается в канон.

Главное, чтобы герцог был терпим и добр к Кайлу, а со своей жизнью я как-нибудь разберусь.

— Госпожа Лин, внимательнее, пожалуйста! — выдергивает меня из тягостных раздумий голос доктора Бенсона.

Я наклоняю кувшин и лью ему на руки, а затем протягиваю чистое полотенце.

Доктор озадаченно хмурится, шевеля пышными усами. Он явился утром, как обычно. Заехал по пути в городскую больницу, чтобы расспросить о состоянии детей, а когда я сказала, что те чувствуют себя значительно лучше — сунулся проверить. Правда, особо детей не осматривал, руки прятал за спину и ходил грузно между койками.

— Ума не приложу, — бубнит он, усердно вытирая костяшка пальцев, — еще несколько дней назад они все были страшно обезвожены, их терзала лихорадка. А сегодня у всех спал жар и появился аппетит. Что вы им давали, Лин?

— Только то, что вы мне сказали, господин-доктор, — отвечаю я.

Он выдает нечто вроде «Хм-м» и снова шевелит усами, слегка подкрученными у кончиков.

— И за последние три дня никто не умер, — чешет затылок.

— Слава Первородной, — подхватываю я, а у самой внутри все трясется.

Я слишком активно использую то, что странным образом называется родовой силой. Я бы сказала, что это поток энергии. Ощущается это необычно. Воззвать к этой силе можно, если долго концентрируешься, выискивая что-то внутри. А потом оно пробуждается вместе с дыханием, наполняет тело, странно пульсирует на кончиках пальцев.

За несколько дней родовая магия семьи Лейн укоренилась во мне, словно влага в иссушенной земле. Я чувствовала ее так же, как и собственное сердцебиение.

Дверь в лазарет внезапно распахивается и на пороге появляется запыхавшаяся Молли, которая едва не врезается в доктора Бенсона. Он уж было округляет рот, чтобы отчитать ее, как светловолосая девятилетняя Молли верещит, пытаясь избежать наказания:

— Король умер!

— Святая Первородная, — восклицает доктор, опуская ладонь на голову девочки. — Где ты это услышала?

— Так пишут во всех газетах, доктор Бенсон. Поглядите, — и она сует ему утреннюю прессу.

А я поворачиваюсь, слыша, как повскакивали с кроватей дети и потянулись ко входу. Старшие, которые ухаживали за ними, растерянно замирают в своих белых передниках и чепцах и глядят на Молли.

Бенсон берет газету, разворачивает и читает:

«Сим числом, королевская канцелярия сообщает о кончине его величества короля Сайгара и о вступлении на престол его величества короля Кайла. Равендорм вступает в период регентства его светлости Великого герцога Аарона Элгариона».

— Сохрани нас всех Великая Матерь, — Бенсон стирает испарину со лба. — Что мне только не приходилось слышать об этом человеке…

Имя герцога Элгариона приводило людей в ужас. Скорее, потому что он не появлялся на публике, а все новости о нем напоминали криминальные сводки. Его личность обросла такими страшными мифами, что развенчивать их пришлось бы несколько десятков лет.

— А он, правда, ест младенцев, доктор Бенсон? — простодушно спрашивает Молли.

Доктор распрямляет спину, перекатывается с мысков туфлей на пятки и сообщает:

— Будем надеяться, что нет, — он вытягивает шею, глядя куда-то поверх моего плеча: — Смотрю, Шерри тоже идет на поправку?

— Да, ей уже лучше, — говорю я, жадно глядя на газету в руках Бенсона.

— Хорошо. Пусть поправляется.

Он усердно сворачивает тугие листы, игриво шлепает ими по макушке Молли.

— А тебе, вообще, не стоит здесь быть. Подхватишь заразу. Беги отсюда, девочка, твоя сестра, как слышала, скоро встанет на ноги.

Шерри было особенно плохо. Ее я лечила первую. Ей только исполнилось шестнадцать — возраст, с которого в Равендорме наступала взрослость. С этого момента девочки были представлены сами себе и больше не являлись воспитанницами, но Шерри разрешили остаться до момента выздоровления. Бенсон каждый день интересовался ее здоровьем.

— И вам бы тоже не мешало поберечься, — взгляд доктора падает на меня, куда-то ниже лица, — вы еще молоды. Вам ведь не больше двадцати, Лин? — и он начинает дышать как-то учащенно и сглатывает: — Вам бы подумать о покровителе. Вряд ли перестарку возьмут