Наставница для наследника престола - Елена Александровна Романова

Я нехотя отрываю взгляд от газеты и заглядываю в глаза Бенсону.

В этом мире очень тяжело быть женщиной. Красивой женщиной — еще хуже.

Равендорм из мрачной сказки с королями, принцами и магическими родами вдруг превращается в еще более мрачную реальность, с тяжким трудом, рабством и унизительным отношением к слабому.

— Спасибо, доктор Бенсон, я подумаю, — отвечаю я.

— Но прежде скажите мне, госпожа Лин, и я предложу вам неплохие условия.

Выдавливаю из себя улыбку.

Бенсону, по меньшей мере, пятьдесят. Он полный, усатый и неуклюжий.

— Спасибо за предложение.

— Такие глаза, как у вас — это редкость, — он отвешивает мне легкий поклон и торопится прочь из лазарета.

Молли стоит, приоткрыв рот, и смотрит мне в лицо.

— А что у вас с глазами, госпожа Лин? — с детской наивностью спрашивает она. — А-а-а, они у вас такие…

Ярко-карие.

Я опускаю ресницы. Уже пару дней учусь смотреть только вниз — не хочу привлекать внимание.

Туже затягиваю фартук на талии. От былых объемов и следа не осталось. Я теперь до смешного маленькая.

— Могу я посмотреть на Шерри? — спрашивает девочка.

— Одним глазком, — отвечаю я.

Едва Шерри заболела, Молли каждый день прибегала на порог лазарета. Кроме старшей сестры у нее никого не было.

— Она ведь поправится, правда, госпожа Лин?

— Обязательно.

— Она обещала мне не умирать.

Девочка еще раз смотрит на меня — долго, пристально, требовательно.

— Следите за ней, госпожа Лин. Я все-все для вас сделаю.

А потом она бежит на улицу — я вижу в окно, как она перескакивает через клумбы, а вслед ей гневно кричат вышедшие на уборку воспитанницы.

Дети — везде дети. В этом мире или в другом.

Касаюсь кулона, спрятанного под одеждой — теплеет. Мысли снова возвращают меня в ту ночь, когда Кайл цеплялся за меня руками, уткнувшись мне в плечо. Маленький король. В груди болезненно тянет. Теперь этот ребенок будет расти среди дворцовых интриг, убийц, расчета и ненависти. Прикрываю веки. Где же чертова справедливость?

— Госпожа Лин, Мартине совсем плохо, — дергает меня за рукав платья одна из пациенток.

— Уже бегу.

В лазарете дел всегда очень много. И это не благородный труд — о, нет. Но ночью, когда опускается тишина, и ветер за окном тихо стонет, дети просят рассказать им какую-нибудь историю, и вот тогда я готова признать, что даже такая работа имеет свои плюсы — я становлюсь тем значимым взрослым, который способен подарить нуждающимся душам часть своего сердца.

Моя каморка располагается у лазарета. Раньше это был небольшой сарай, но теперь здесь стояла низкая жаровня, к стене была приставлена узкая койка, а в углу прятался платяной шкаф. Здесь же стояли щербатые чашки, почерневший от огня жестяной чайник и три куска хлеба, которые мне принесли еще в обед.

Последние дни я спала прямо в лазарете, но сегодня мне было необходимо побыть одной.

Я сажусь на скрипучую кровать, зажигаю огарок свечи. Ее мне выдали на месяц вперед, сказав, чтобы свечу я беспричинно не тратила. Фитиль, кстати, уже захлебывается, и пламя дрожит и танцует, отбрасывая на стены причудливые тени.

Укладываю руку на стол и заношу над ней иглу. Морщусь, раня ладонь. Над кожей выступает крошечная алая капля. Я растираю ее пальцем и внимательно гляжу на ранку — исчезает.

Неужели мой дар способен исцелить не только окружающих, но и меня саму?

Задумываюсь.

Смогла бы я исцелить короля Сайгара, когда он был еще жив? И смогла бы…

… Выдержать взгляд герцога Элгариона?

Я ведь буквально вытянула Кайла с того света.

По спине бежит холодная дрожь.

Ночь рвется сквозь плохо сколоченные доски сарая, ветер ударяет в дверь…

Или не ветер?

— Лин, это госпожа Этери, — слышу голос привратницы. — Откройте!

Убираю иглу, долго раздумываю затушить ли свечу, но все-таки оставляю ее гореть. Внутри расползается нехорошее предчувствие.

Госпожа Этери не только привратница, она заправляет всем хозяйством и носит с собой связку ключей от всех дверей. И характер у нее, прямо скажем, не сахар.

Совладав со страхом, открываю дверь.

Ночь ожидаемо принесла мне черноволосую, худощавую и бледную привратницу, облаченную в бессменное черное платье. А рядом с ней из жгучего мрака будто проявляется неприятный мужчина, сальный взгляд которого тотчас скользит по моей фигуре.

— Госпожа Лин, я бы попросила вас относиться к свечам с меньшей расточительностью, — говорит привратница, приподнимая фонарь и освещая мое лицо.

Я моментально опускаю голову и приседаю в поклоне.

— Сию секунду, госпожа Этери.

— Нет, стойте, Лин, — холодно говорит она. — Это приказчик лорда Бранза.

У меня в голове взрывается петарда — ей богу, я едва могу сохранить лицо спокойным. Филипп Бранз. Друг моего мужа. Тот, кто видел меня в Арвале.

— Госпожа Лин работает в лазарете, — поясняет Этери приказчику. — Она может рассказать вам о состоянии воспитанницы по имени Шерри.

— С ней все хорошо. Она набирается сил, — лепечу я.

— Если вы хотите, можете убедиться в этом лично, — судя по потеплевшему голосу привратницы, мой ответ был правильным. — Шерри скоро будет здорова и сможет подписать все бумаги. Передайте его сиятельству Бранзу, что пансион соблюдает договоренности.

— Не буду вас больше задерживать, госпожа Этери, — произносит на это мужчина. — А эта… госпожа Лин — тоже из ваших?

Я замираю.

— Нет, — отвечает привратница, опуская фонарь, чтобы свет упал ниже, скрывая мое лицо.

Приказчик усмехается, кивает и уходит, скрываясь в ночи.

— Больно много к вам внимания, госпожа Лин, — говорит Этери недовольно.

Она проходит в мое жилище, ставит фонарь на стол, а свечу бесцеремонно задувает. Затем озирается, слегка поджав губу.

— Шерри стоит усиленно кормить. Проявите внимание к девушке, — говорит привратница. — Она должна была подписать документы еще несколько месяцев назад.

— Какие документы?

Госпожа Этери садится на стул и долго смотрит на меня.

— Шерри должна стать мьесой лорда Бранза.

Я чувствую, как к моим щекам приливает жар.

— Ей шестнадцать.

— Верно. И ей не место здесь. Люди его сиятельства приезжали еще два года назад. Лорду понравилась именно Шерри, и ей было предложено покровительство от его лица. Большая удача для сиротки, вроде Шерриден.

— Вы хотите продать ее? — в моем голосе