P.S. Я тебя ненавижу - Лорен Коннолли

Он, наверное, знал все грязные секреты Джоша. Может, даже больше, чем я. Как бы ни было больно это признавать, Дом — человек, который, возможно, любил Джоша почти так же сильно, как я. Каждый раз, когда я приезжала в больницу, я либо сталкивалась там с Домом, либо появлялась Розалин, а это значило, что её муж где-то рядом.

Бывший, напоминаю себе.

Дом был рядом. И, как бы ни раздражало его присутствие в этих поездках, он даёт мне возможность горевать так, как я могу: через язвительные шутки, сарказм и правду, а потом — через молчание, судорожное дыхание и тяжёлые паузы.

Моя мать никогда бы не дала мне места для всех этих сложных эмоций, связанных с тем, что я развеиваю прах брата. Её присутствие разрушило бы во мне что-то важное.

Но с Домом это не так.

Я думала, будет. Думала, что ещё одно мгновение в его компании добьёт меня.

Но — и я никогда не смогу признаться в этом вслух — иметь его рядом в каждой из этих поездок… помогает.

Я делаю глубокий вдох через нос, чувствуя, как стресс от этого разговора стягивает грудь.

Потом смотрю на своё запястье, на почерк Джоша.

Любовь, которую он оставил нам.

Только нам.

— Нет, Сесилия. Я делаю это с Домом. Он единственный, кто мне нужен рядом.

Я только что сказала, что он мне нужен?

— Мэделин, подумай, — голос матери напряжённый, срывающийся на гнев, который она пытается подавить. Кажется, я не единственная, кого последнее время всё бесит. — Подумай, скольким людям эта история могла бы помочь. Мои статьи помогают людям. Люди должны знать о Джоше.

— Люди, которым он действительно важен, и так о нём знают, — рявкаю я, бросая подражание Дому. — И, очевидно, ты к ним не относишься. Я блокирую твой номер. Я больше не могу это терпеть. Возвращайся к своей привычной жизни, в которой у тебя нет дочери. Потому что, насколько это касается меня, у тебя её действительно нет.

Я сбрасываю звонок и закидываю телефон в сумку. Потом опускаюсь на корточки прямо на холодный кафель общественного туалета, обхватываю колени руками, утыкаюсь в них лбом и жду, когда придут слёзы.

Но они не приходят.

С днём рождения, блядь.

Глава 17

Осень

— Этот болезненный сукин сын.

Джош, наверное, угорал с того, что выбрал именно это место для своего посмертного путешествия.

Мы с Домом только что заплатили по пятнадцать долларов за вход в Валтур-Сити, Аризона. Мы оба прилетели в Финикс несколько часов назад, и, поскольку наши рейсы оказались почти одновременно, я нехотя согласилась арендовать машину на двоих. Заселились, переоделись и поехали по координатам.

Которые привели нас сюда.

В город-призрак.

Дом сухо фыркает и первым шагает сквозь деревянный забор, обозначающий вход в Валтур-Сити.

Иронично, но эта мёртвая цивилизация на удивление оживлённая. Люди бродят по пыльным дорогам: кто-то, как мы с Домом, сам по себе, а кто-то в составе групп, ведомых гидами в костюмах Дикого Запада. Будь Джош здесь, он бы наверняка умолял купить ему ковбойскую шляпу и значок шерифа.

Здесь всё сухое. Не только юмор Дома. После прохладного, влажного Сиэтла моя кожа кажется тонкой, как хрупкая бумага, готовая потрескаться и рассыпаться. Я тянусь за бутылкой воды, которая болтается в боковом кармане рюкзака. Она узкая, лёгкая и совершенно недостаточная для этого климата. Половину я выпиваю в один глоток, и уже сомневаюсь, что оставшегося хватит хотя бы на двадцать минут.

Я явно не была готова. Октябрь должен быть прохладным, но температура уже добралась до тридцати градусов и, похоже, не собирается останавливаться. Даже мой солнцезащитный крем с SPF 60 кажется бесполезным под этим палящим солнцем. Я натягиваю шляпу пониже и ускоряю шаг, чтобы догнать Дома.

Он остановился перед зданием с криво нарисованной вывеской «Бордель».

— Ого. Проблемы с приложениями знакомств? — поднимаю бровь. — Решил уединиться?

Дом пытается смерить меня грозным взглядом, но я замечаю, как дёргается уголок его жёсткого рта.

— Ищу тень, чтобы прочитать письмо. Чтобы ты не сгорела дотла прямо посреди чтения.

— Это ты сейчас меня вампиром назвал? Самым сексуальным из монстров? Если так, то я воспринимаю это как комплимент.

Губы Дома изгибаются ещё сильнее.

— Внешность у тебя подходящая. Да и клыки тоже.

Я фыркаю, но всё равно взбегаю по деревянным ступенькам и скрываюсь в здании, точно такой же, как он меня назвал, — бегущая от солнца тварь. Не то чтобы я ненавидела солнечный свет. Просто я знаю, насколько больно бывает от передозировки. В солнечные дни я предпочитаю наслаждаться светом, сидя в своём кресле или прямо на полу у окна, в прохладной тени своей квартиры.

А не среди пустыни, где нет ни облаков, ни удобных навесов.

За моей спиной раздаётся тихий смех Дома, а потом и его шаги.

Затем он резко дёргается и выдыхает:

— Чёрт.

Я поворачиваюсь и тоже шарахаюсь назад, увидев тёмный силуэт.

Но потом понимаю, что мы не встретили призрака. Это всего лишь манекен в одежде прошлых веков.

Фальшивый человек — самое современное, что есть в этой комнате. Время безжалостно стёрло остатки того, что здесь оставили бывшие обитатели. Потёртое пианино прислонено к стене, напротив него висит перекошенное зеркало. В углу стоит массивная чёрная печь, простая, но красивая. Не то чтобы мне хотелось увидеть её горящей в этом адском пекле. Я делаю шаг вперёд, и половицы под ногами чуть прогибаются — напоминание о том, что этот дом живёт намного дольше меня.

В воздухе висит пыль, оседая на языке. Я снова достаю воду и делаю глоток.

— Очаровательно, — фыркаю я после, кивая в сторону жутковатой куклы, уставившейся на нас из соседней комнаты. — Что за местечко для загробной жизни.

Дом стоит рядом, массивный, тёплый.

— Думаешь, здесь есть призраки?

Я прищуриваюсь, пытаясь понять, издевается он или нет. Но лицо у него непроницаемое.

— Если они здесь есть, я не собираюсь говорить обратное и нарываться на их гнев. Но если ты хочешь, чтобы какая-нибудь призрачная проститутка наслала на тебя проклятье, то флаг тебе в руки. — Я указываю на старинный туалетный столик с треснувшим зеркалом.

Дом открывает рот, но я прижимаю ладони к его груди и толкаю в сторону следующей комнаты.

— Вот туда. Будешь оскорблять мёртвых, когда я буду вне зоны поражения.

Дом закатывает глаза, но не утруждает себя тем, чтобы скрыть улыбку.

— Трусиха.

Я уже открываю рот, чтобы придумать ответ получше, но он опережает меня.

Снимает рюкзак, расстёгивает боковой