P.S. Я тебя ненавижу - Лорен Коннолли

хотя бы нашего отца. Этот человек ушёл вскоре после моего рождения и больше никогда не выходил на связь. Говорят, он отправлял алименты — хотя, если спросить Сесилию или Флоренс, их было катастрофически мало — и на этом всё. Но когда мне было тринадцать, я убедила себя, что его что-то удерживало. Что Флоренс ошибалась, говоря, будто это из-за меня он ушёл. Что отец всегда хотел быть рядом, но по какой-то причине не мог. Может, его оттолкнул равнодушный характер нашей матери, а может, она просто не давала нам с ним видеться. Может, он так стыдился того, что бросил нас, что не верил в возможность прощения. Но я могла простить. Тринадцатилетняя Мэдди была готова на всё, лишь бы у неё был хоть один родитель, который её любит.

Я умоляла Джоша помочь мне его найти. Просто номер телефона. Просто чтобы позвонить и сказать, что если он хочет вернуться в мою жизнь, я его жду.

Сначала Джош пытался меня отговорить. Он не сказал категоричное «нет» — жесткие отказы были не в его стиле. Но он делал всё, чтобы мягко переубедить меня. Спрашивал, что именно я жду от отца, и обещал, что сделает для меня всё, что делает настоящий папа, если я только отпущу мечту о человеке, который дал мне половину моей ДНК.

Но я не отступала, и в конце концов Джош сдался.

После небольшого расследования в интернете он нашёл номер телефона и адрес. В мой четырнадцатый день рождения, почти ровно тринадцать лет назад, я ему позвонила. Мы сидели на передних сиденьях машины Джоша — мой брат за рулём, нервно постукивая пальцами по рулю, а я сжимала его телефон, потому что у меня тогда не было своего. Мы не собирались никуда ехать, просто хотели, чтобы Флоренс и Сесилия нам не мешали.

Хотя если бы отец вдруг пригласил нас в гости, я была готова умолять Джоша отвезти меня в Нью-Джерси, где, по его словам, жил наш отец.

Когда соединение установилось, я услышала голос, отдалённо напоминающий голос брата, только чуть ниже.

И было так странно услышать этот почти-Джоша голос, говорящий мне, что он не хочет меня видеть. Что он оставил нас с Сесилией не просто так. Что у него теперь другая жизнь. Что мы с самого начала не были ему близки.

Но ещё более неожиданным стало то, как мой добрый, весёлый брат вырвал телефон у меня из рук и зарычал в трубку, что этот человек — гнилой ублюдок, который не заслуживает знать меня и никогда не поймёт, какую замечательную дочь он потерял.

Джош сбросил вызов, завёл машину и отвёз меня в мою любимую лавку с итальянским мороженным. Я заставила себя доесть чашку клубничного, чтобы брат не догадался, что моё сердце разлетелось на куски.

Но он знал. Джош всегда знал.

Он заехал в супермаркет, купил огромную упаковку дешёвой туалетной бумаги, а потом отвёз нас в Нью-Джерси, где мы остаток моего дня рождения провели, закидывая дом нашего отца рулонами бумаги. А когда мы отошли на шаг, любуясь своей работой, Джош обнял меня, крепко прижимая к себе.

— Я знаю, весь мир твердит, что нам нужны мама и папа. Но это неправда, Сорока. Мы нужны друг другу. У тебя есть я. Всегда.

Эти слова держали меня долгие годы.

Но это была ложь. Потому что «всегда» — не всегда, правда?

— Думаю, твоему брату бы понравилось, что мы делаем это вместе, — голос матери выдёргивает меня из боли воспоминаний обратно в мою мучительную реальность, в которой осталась только она, а Джоша больше нет. — Куда дальше? Когда ты едешь? Я могу встретиться с тобой где угодно, в любое время.

Чёрта с два.

Я должна была предвидеть этот звонок. Должна была подготовиться. Конечно, мать ищет новый повод для контента. Ей же нужно о чём-то писать в блог и выкладывать посты.

Её источник дохода умер.

Но вот это? Развезти прах её сына по всей Америке? Это просто идеальная история, чтобы на ней нажиться. Сколько можно сделать постановочных фотографий на фоне живописных пейзажей, чтобы выглядеть «скорбящей матерью». Даже если она напишет по одной статье на штат, это уже восемь материалов. Размещай по одной в месяц — и почти на год контент готов. Да она растянет это на ещё больший срок, я даже не сомневаюсь. Её возможности безграничны. Не удивлюсь, если она решит добавить в маршрут ещё несколько штатов просто ради драматичности.

Кому вообще есть дело до того, чего хотел Джош?

Мой взгляд падает на запястье.

С любовью, Джош

Я сделала это. Делаю. Именно поэтому это теперь моя работа.

Ну, не только моя.

— У меня уже есть человек, с кем я это делаю.

Не знаю, как мне удалось выговорить это с такой напряжённой челюстью, но слова всё-таки сорвались с губ. Я сказала что-то относительно зрелое, хотя всё, чего мне хотелось, — заорать, как баньши, и отправить мать к чёрту прямиком в солнце.

— Я знаю, дорогая. Ты делаешь это с Домом. Его мать мне сказала. Ты можешь представить, что я почувствовала, когда узнала обо всём этом от Эмилии? Что она мне рассказала, что делают с моим сыном?

Она издаёт театральный вздох, который, вероятно, должен звучать разочарованно.

— Я понимаю, что Дом — привлекательный мужчина. И что он был другом Джоша. Но я его кровь, Мэделин. Это то, чем должна заниматься я.

Она делает паузу, а потом добавляет, словно между прочим:

— Ну, конечно, вместе с тобой.

Мне хочется что-нибудь проткнуть. Но в этой чёртовой ванной ничего подходящего для этого нет. Всё, что мне остаётся, — это схватить бумажное полотенце из диспенсера и сжать его в руках.

Ни капли не помогло.

— Ты не поедешь в эти поездки. Джош тебя об этом не просил, а значит, ты не поедешь.

Я произношу это ровным, почти механическим голосом, пытаясь скопировать тон Дома, когда я довожу его до бешенства. Иногда мне кажется, что единственный способ разговаривать с матерью — это представлять себя Домиником Перри. Не то чтобы это на неё хоть как-то действовало. Но хотя бы не даёт мне перейти на крик, истерику и драку.

— Думаю, Джош хотел бы именно этого, — повторяет она.

Думаю, любой случайный прохожий на улице лучше бы понял, чего хотел Джош, чем она.

И самоуверенность, с которой Сесилия считает себя более достойной исполнить последние желания Джоша, чем Дом, просто ошеломляет. Дом был с ним каждый день.