Не буди лихо - Виктория Рогозина

Она остановилась на главе о стадиях лучевой болезни.

«Первая стадия — скрытая. Симптомы могут не проявляться сразу, но разрушения уже идут. Вторая стадия — острая фаза, когда организм начинает давать сбои: кровотечения, сильные боли в костях, потеря сознания, лихорадка. Третья — терминальная стадия, когда восстановление становится практически невозможным, и летальный исход неизбежен.»

Слова отозвались эхом в её голове, как туманная угроза, которая сжимала сердце в тиски. Анна закрыла книгу, чувствуя, как волна ужаса окатывает её с головой. Это не просто опасная работа. Это — смерть, которая медленно, но верно пожирает её Виктора, и она ничего не может сделать, чтобы остановить это.

Анна не могла усидеть на месте. Она встала, подошла к окну и посмотрела вдаль, на унылую осеннюю улицу Брянска. Её мысли снова и снова возвращались к Виктору. Он там, среди радиоактивных руин, среди невидимой и смертельной угрозы. А она здесь, далеко, бессильная помочь. Она написала ему столько писем, надеясь, что он расскажет правду, что поделится своим состоянием, но каждый его ответ был всё таким же сухим и обрывочным, скрывающим реальность.

— Почему ты мне не говоришь? — её голос прозвучал в пустоте комнаты. — Почему ты прячешь от меня то, что с тобой происходит?

Она знала, что Виктор делает это из любви. Он не хотел, чтобы она волновалась. Он всегда был таким — сильным, заботливым, старающимся защитить её от всего. Но теперь Анна чувствовала, что эта защита превращается в стену, которая разделяет их. И с каждым днём стена становилась всё выше.

«Я должна вернуться», — мысль неожиданно вспыхнула в её голове.

Анна крепко сжала ладони в кулаки. Её душила тревога, но одновременно с этим внутри росла решимость. Она не могла больше просто ждать новостей, коротких телеграмм, которые не говорили ничего о его реальном состоянии. Она должна быть рядом с Виктором, каким бы ни был риск. Она должна увидеть его, убедиться, что с ним всё в порядке, хотя бы попытаться помочь. Ведь если она ничего не сделает, то страх, что он исчезнет из её жизни навсегда, так и останется с ней.

Её сердце сжималось при одной мысли о том, что Виктор страдает там в одиночку. Анна знала, что каждый день работы рядом с реактором приближает его к грани, но она не могла просто сидеть сложа руки. Она должна вернуться, найти способ добраться до Чернобыльской зоны, попасть туда, где был её Виктор.

С этой решимостью она снова села за стол, взяла бумагу и перо, и начала писать новое письмо Виктору, только на этот раз её слова были другими. Она не просила его больше скрывать правду. Теперь она прямо написала, что готова приехать, что не оставит его одного и сделает всё, чтобы быть рядом, несмотря ни на что.

«Виктор, я больше не могу так. Я знаю, что ты не говоришь мне всего. Я знаю, что там опасно, и я хочу быть с тобой. Мы дали друг другу обещание — быть вместе и в радости, и в горе. Не заставляй меня ждать и мучиться. Я найду способ вернуться к тебе. Я люблю тебя больше жизни.»

Анна сложила письмо, запечатала его и с тягостным вздохом отправилась к почте, зная, что, возможно, это письмо будет самым важным в её жизни.

Глава 34

Виктор и его коллеги-ликвидаторы не знали, что значит страх, пока не оказались лицом к лицу с невидимым, смертельным врагом. Радиация. Её нельзя было почувствовать, нельзя увидеть или услышать, но она была повсюду. Она пронзала воздух, землю, металл. Виктор мог буквально ощущать её присутствие — лёгкие покалывания в кончиках пальцев, слабое жжение на коже, сухость во рту. Но больше всего давила усталость, она была не обычной — тяжёлой, обволакивающей, как будто каждая клетка тела медленно сдавалась под воздействием этой невидимой силы.

Ликвидаторы ходили в защитных костюмах, но даже они не могли защитить их от всего. Дозиметры часто не успевали за ростом уровня радиации, и порой они работали в зонах, где приборы просто зашкаливали. Виктор и его товарищи знали, что каждый лишний час работы приближает их к опасной черте — смертельной дозе. Но никто не отступал. Они продолжали очищать территорию от радиоактивного мусора, строить саркофаг вокруг реактора, вывозить тонны заражённой земли и бетона, забрасывать реактор бором и свинцом с вертолётов.

Виктор видел, как кто-то из его коллег возвращался с заданий с бледным лицом, слабо улыбаясь: «Ничего, со мной всё в порядке». Но на следующее утро их уже не было — кто-то отправлялся в больницы с симптомами острого облучения, кто-то просто исчезал, направленный на другие работы. Вскоре вокруг начинала распространяться правда — некоторые получали дозы, которые были смертельны. Это не говорили официально, но слухи быстро расходились среди ликвидаторов. Никто не знал, когда их очередь.

Виктор чувствовал, что что-то происходит с его телом. Он старался не обращать на это внимания — лёгкое головокружение, усталость, ночные кошмары и жар, которые он списывал на переутомление. Вокруг было полно работы, которую нужно было делать. Они спасали не только свои жизни, но и жизни тысяч, миллионов людей, которые могли пострадать от последствий аварии. И ради этого он продолжал работать, невзирая на первые симптомы.

Каждое утро было испытанием. Головные боли становились всё сильнее, иногда перед глазами начинали плясать светящиеся точки, как от удара. Виктор начинал замечать, что кожа на его руках становилась сухой и трескалась, иногда появлялись красные пятна. Он знал, что это первые признаки лучевой болезни, но никому не говорил. Они все были в одном положении — каждый знал, что дозиметры не всегда могут показать правду. Смертельная доза может накопиться внезапно.

Каждую ночь Виктору приходилось бороться не только с усталостью, но и с мыслями о том, сколько времени у него осталось. В его голове крутились цифры — те самые дозы радиации, которые он запомнил из лекций в институте. 300 рентген — это предел для человеческого организма. А что будет потом? Он видел тех, кто перешёл этот порог: их тела покрывались ожогами, начинались внутренние кровотечения. Они умирали в мучениях.

Но даже перед лицом этих ужасных перспектив Виктор не мог остановиться. Каждый день для него был подвигом — преодоление собственного страха, преодоление боли. Он чувствовал, что