Семнадцатый - Эмилия Вон

– Если ты хочешь, чтобы мы вели себя как взрослые, то нам нужно все обсудить и наконец с этим разобраться, – сказал я, усаживаясь на барный стул.

– Нам нечего обсуждать, – отрезала она.

– Селена. – Сдерживая раздражение, я закрыл глаза и потер переносицу, пытаясь успокоиться. Сделав глубокий вдох, я посмотрел на нее и жестом предложил сесть напротив. – Ты хочешь эту работу?

– Это шантаж? – она выгнула бровь.

– Это предложение. К тому же ты задолжала мне объяснение. Я имею право знать, почему моя девушка бросила меня одним гребаным сообщением, вместо того чтобы посмотреть в глаза и сказать об этом?

Селена замерла на мгновение, взвешивая решение, но затем сдалась и тяжело вздохнула, опустившись на предложенный стул.

– Ты был на сборах, когда у папы начались проблемы на работе, и его срочно вызвали обратно в Новый Орлеан. Вам запретили пользоваться телефонами, поэтому мы не могли с тобой связаться. Папа уехал, но я попросила разрешения остаться еще на пару недель, пока ты не вернешься, потому что не хотела уезжать, не попрощавшись и не сказав тебе этого лично. Мы с Энни ждали тебя.

Слова Селены прозвучали тихо, почти шепотом. Она опустила голову, внимательно рассматривая свои пальцы, покоившиеся на коленях. Ни разу не подняв глаз, она продолжала:

– Я была рада встретить тебя в день похорон, несмотря на печальные события, которые заставили тебя вернуться.

Да, я тоже был рад увидеть тебя. Ты была так нужна мне.

– Я скучала по тебе. Постоянно.

Да, и я скучал по тебе. Всегда.

– В тот день в больнице, когда ты оттолкнул меня, я чувствовала себя ужасно. Боль от потери дедушки разрывала меня изнутри, я была раздавлена горем, потеряв близкого друга. Я любила его, как родного, ты знаешь. Но в тот день именно ты разбил мне сердце, не позволив разделить такой непростой момент. Я не понимала, что сделала не так, что заставило тебя оттолкнуть меня. Потом ты закрылся от меня и внешнего мира, и я просто не знала, как поступить. Нам нужно было поговорить, ведь я собиралась уезжать, а ты избегал меня. Тогда Энни сказала, что некоторым людям легче справляться с горем в одиночку, и я приняла твой выбор, дав тебе пространство и время. Но вечером после похорон я пришла к тебе… – Селена ненадолго умолкла, а затем продолжила, ее голос дрожал. – И ты был не один.

Mierda.

Мои подозрения подтвердились, и это была худшая новость за всю историю.

Пять лет назад

Элиза Паскуаль из параллельного класса стояла напротив меня на заднем дворе нашего дома, опершись на перила террасы. Она пришла выразить свои соболезнования, что само по себе было мило, но я предполагал, что в реальности цель ее визитом заключалась в другом. И я оказался прав.

– Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, и знаю, что тебе нужно немного отвлечься. – Она шагнула ближе, остановившись в нескольких сантиметрах от меня, и легонько коснулась ладонью моей груди. – Я могла бы помочь тебе снять напряжение и немного поднять настроение.

Ее рука скользнула вниз, к поясу моих брюк, но я успел перехватить ее прежде, чем она добралась до цели.

– В этом нет необходимости.

– Брось, Диего. Я могу сделать тебе хорошо, – настаивала она, запустив другую руку в мои волосы. Я был настолько истощен, что на миг замешкался, и это оказалось ошибкой, потому что мое бездействие Элиза восприняла как знак согласия.

Она наклонилась вперед, едва прижимаясь к моим губам, но я резко отстранился и оттолкнул ее. Вышло довольно грубо, и девушка едва удержалась на своих высоких каблуках, но я не мог допустить, чтобы она прикоснулась ко мне. Не тогда, когда каждая клеточка моего тела кричала, что принадлежит другой.

– Тебе пора, пока не стемнело. Спасибо, что зашла.

Я повернулся спиной и оставил Элизу одну на улице, взбудораженную и обиженную моим отказом. Она что-то крикнула вслед, но я проигнорировал ее, вытер губы, избавляясь от следов ее поцелуя, и направился в комнату Альваро, чтобы уложить его спать, пока последние гости собирались уходить.

***

Воспоминания шестилетней давности ударили меня под дых, когда все стало на свои места.

Все эти годы я гадал, могла ли Селена увидеть ту сцену и неверно истолковать ее, но не знал наверняка, потому что не имел возможности спросить ее лично. Теперь же она подтвердила мои предположения, и это ничуть не улучшило ситуацию.

– Я не целовал ее, – хрипло произнес я. Голос звучал грубее обычного.

Селена наконец подняла голову и заглянула мне в глаза, ища подтверждения моим словам.

– Не знаю, что ты видела, но явно не все.

Она выглядела так, словно я пырнул ее ножом.

– Я видела достаточно, чтобы понять, что ты можешь заменить меня другой.

Она ошибалась, черт возьми.

Никто не смог бы занять ее место. И спустя столько лет никто и не смог. Никто.

Наступило долгое молчание. Наши взгляды пересеклись, и по выражению ее лица я понял, что Селена осознала свою ошибку. Она увидела в моих глазах то, что позволило ей понять, как жестоки были ее прежние догадки. И это сломало ее.

Она покачала головой, взглядом умоляя сказать ей, что все годы, что мы потеряли из-за неверно принятых ею решений, были напрасны. Когда она не услышала и не увидела этого в моих глазах, ее плечи опустились.

– Я была ребенком, которого отвергли! Ты не хотел видеть меня, разговаривать со мной, словно я была пустым местом! Какие выводы я должна была сделать? – Селена размахивала руками. – Мне было страшно, но я ждала тебя. Я нуждалась в тебе все то время, пока сходила с ума от беспокойства! Я знала, как это было для тебя важно, как сильно ты бы хотел быть там, какую боль причинило тебе твое отсутствие. Когда тебя не было рядом с дедушкой, когда я держала его за руку и отсчитывала минуты до твоего возвращения! А когда ты приехал, ты просто… ты не захотел меня. Так что я должна была думать, когда увидела тебя с ней?

Ее вопрос растворился в воздухе, оставив после себя тяжелое молчание, сотрясающее стены. Наши глаза встретились. В ее стояли слезы, в моих – разочарование.

– Я тоже был ребенком. Раздавленный, озлобленным на чертов мир, одинокий, обиженный. Я потерял возможность попрощаться с самым важным человеком в моей жизни, и это сломало меня. Когда я вернулся, мне хотелось одного – увидеть тебя, обнять и выплеснуть всю боль, терзавшую