Зачем нам любовь. Том 1 - Маргарита Дюжева

Теперь иди! Разбирайся, — не открывая глаз, она кивнула на дверь, — он тебя к себе вызвал. Не удивлюсь, что после этого твоя работа на этом месте закончится. А может и моя…

Явственно дрожа коленками, я вышла из кабинета с таким чувством, будто отправляюсь на смертную казнь.

Как добиралась до кабинета начальника не помню – вокруг туман, в голове белый шум, все размазанное. Из звуков – только собственное надрывное дыхание.

Кажется, кто-то что-то мне говорил, но я не слышала, только бестолково кивала и продолжала свой путь.

В приемной сидела непривычно серьезная Наталья. Она посмотрела на меня строго, как директриса на провинившегося школьника, потом взглядом указала на дверь:

— Тебя ждут.

Ну все. Хана. Сейчас меня прополощут, вывернут, еще раз прополощут.

Два раза стукнув по косяку, я замерла, потому что раздался строгий голос:

— Войдите.

Кое-как ухватившись за ручку потной ладошкой, я толкнула дверь и заглянула внутрь:

— Вызывали, Роман Дмитриевич?

Это даже не голос. Это писк мыши, которой придавили хвост.

— О, а вот и звезда сегодняшнего эфира, — хищно улыбнулся Роман Дмитриевич, круша любые надежды на благополучный исход дела.

Путь от порога до стола начальника показался бесконечно длинным. Я шла, шла, шла, все сильнее втягивая шею под пристальным взглядом Седова. Кажется, даже молилась.

Мне конец.

Моей несостоявшейся карьере конец.

Моим надеждам на лучшее будущее конец.

Сейчас Роман Дмитриевич размажет меня, уволит, потом позвонит моему мужу и скажет, чтобы тот в следующий раз не позорился и не пытался пристроить свою бестолочь в хорошее место. После такого прокола Марат во мне точно разочаруется и больше не станет ни в чем помогать.

Мысль о том, что муж во мне разочаруется пугала больше всего.

— Присаживайся, — Седов небрежным кивком указал на стул.

Я опустилась на самый краешек. Села так, будто под задницей пульсировали раскаленные шипы, и молча уставилась на свои бледные, дрожащие руки.

Минута молчания. Траур по мои мечтам и надеждам.

После этого Роман заговорил:

— Знаешь, Есения. Ты не похожа на дуру.

— Спасибо, — я подняла на него измученный взгляд.

— Это не комплимент, а простая констатация факта, — он облокотился на стол и подался вперед, ближе ко мне, — Марат отзывался о тебе, как о человеке старательном, обучаемом и ответственном.

Каждое слово, как гвоздь в крышку гроба.

— Я старалась…

— Мне тоже так казалось. И от этого вдвойне странно было получить от тебя такое. Не знаю, какими такими грезами в этот момент была занята твоя голова. Может, ты обдумывала какую-то проблему вселенского масштаба, но даже это не может быть оправданием такой халтуры.

Ужасно, когда твою работу называют халтурой, а ты столько сил на нее положила, столько времени. Я ведь даже домой брала на выходные, чтобы успеть все сделать к намеченному дню.

— Я правда старалась, — убого повторила я.

— Правда? — спросил Роман, — тогда объясни мне что это.

Он подтянул папку с края стола и двумя пальцами толкнул ее ко мне.

Внутри те документы, которые я готовила. Сначала вроде все так, а дальше половина текста исчеркана красным, на полях сплошные восклицательные знаки.

Ничего не понимая, я листала страницу за страницей. Буквы разбегались, смысл ускользал. И лишь добравшись до середины, я поняла в чем дело:

— Это не тот документ, который я готовила.

***

Роман, до этого молча наблюдавший за мной, удивленно поднял брови:

— Да что ты говоришь.

— Это точно не тот документ, который я готовила…

Я каждую цифру перепроверяла, а тут…тут полный шлак. Куски из каких-то других договоров, разрозненные цифры, названия, даты, словно кто-то просто надергал кусков из нескольких мест и свалил их в одну кучу.

Трясущимися руками я переворачивала страницу за страницей:

— Я не понимаю. Это же просто какая-то бессмысленная мешанина! Вот это из устава. Это – из того договора, который готовили месяц назад. Это… это я вообще не понимаю откуда.

— И тем не менее ты прислала именно это, — сказал он, продолжая наблюдать за мной словно коршун за синицей. В холодном строгом взгляде невозможно ничего прочитать, и от этого еще страшнее.

— Я не знаю, как это возможно. У меня такого даже в черновике не было. Вот смотрите, — я выхватила телефон из кармана, открыла облако, в котором сохраняла последний вариант после того, как просидела над ним полночи. Нашла нужный документ, открыла его и протянула мобильник Роману, — там такого нет.

Не отводя от меня подозрительного взгляда, он забрал у меня телефон.

— Посмотрите, — взмолилась я, — сами все увидите.

Будто нехотя поддавшись на мои уговоры, он принялся изучать документ.

Неспешно пролистал его до самого конца, потом обратно, задерживаясь лишь на некоторых моментах, после чего вернул телефон.

— Вы же видите, тут другое, — у меня пекло глаза и дрожали губы. Еще чуть-чуть и я позорно разревусь прямо у него на глазах, — Я не понимаю, как так вышло, что к вам попало то, что попало.

Да что же это за чертовщина-то? Да как это вообще возможно? Я не в себе что ли была, после бессонной трудовой ночи? Или…или что?

Глаза запекло еще сильнее.

— Реветь собралась? — хмыкнул Роман.

— Простите, — мазнула ладонью по щеке. Не хватало еще добить свой позор рыданием в кабинете у начальника. Этим горю не поможешь, — дайте мне, пожалуйста, пару минут времени, и я пришлю вам нормальный вариант. У меня все готово…я просто еще раз пролистаю, чтобы не пропустить что-нибудь.

Я уже не знала можно ли верить своим глазам. Проверяла ведь сто раз, каждую букву, каждую запятую…

Роман Дмитриевич перевел взгляд на окно, пару минут побарабанил пальцами по столу, о чем-то размышляя, потом раздраженно хлопнул ладонью. Я даже подскочила от неожиданности и в очередной раз попрощалась со своим местом в этой фирме.

Сейчас он меня точно на кол посадит…

Однако Седов, даже не взглянул на меня. Вместо этого набрал чей-то номер:

— Кирилл, здравствуй. Пробей-ка мне кое-что в проектном отделе. Я тебе сейчас скину на почту, — прижимая телефон плечом к уху, от быстро щелкал по кнопкам, — можешь смотреть. Да… Да… Выясни мне кто, чего, как… Да…Все правильно ты понял.

После разговора он выглядел еще более раздраженным чем прежде.

— Вот скажи мне, почему я должен этим заниматься?

— Простите, —