Саймон - Анна Есина

— Мы пришли за детьми, — произнесла женщина величественным голосом. — Мы их бабушка и дедушка.

Самсон замер, не в силах поверить своим ушам. Эти ангелы, узнав о рождении внуков, добровольно отказались от своего божественного статуса ради земной жизни. Они решили дать внукам то, чего были лишены сами — полноценную семью и уроки гармонии с миром.

Семья переехала в уединённую долину среди лесов, где построила дом. Бабушка учила Киру искусству исцеления, показывая, как соединять природные силы с её врождёнными способностями. Дедушка тренировал Саймона, которого окрестили более благодушным именем — Семён, помогая ему контролировать жажду крови и развивать силу.

Кира расцвела под их опекой. Её способности к врачеванию становились всё лучше, а душа — чище. Она научилась не только снимать боль, но и видеть суть вещей, предчувствовать опасности. Семён же постепенно учился жить с тёмной стороной своей природы, находя баланс между жаждой крови и состраданием.

Самсон часто навещал семью в лесной глуши. Он видел, как растут его дети, как крепнут их души, как они учатся принимать себя такими, какими родились. Кира стала настоящей целительницей, способной помогать даже самым безнадёжным больным. Семён, вопреки всем ожиданиям, проникся занятиями близняшки и тоже углубился в сложную науку врачевания.

Шли годы. Дети выросли, превратившись в удивительных существ, соединяющих в себе лучшее от обоих миров. Они создали свою собственную философию жизни, основанную на уважении ко всему живому и стремлении к гармонии.

***

А где-то в глубинах преисподней Дана всё ещё оплакивала свою утраченную гордость, не подозревая, что её дети стали доказательством того, что даже из союза света и тьмы может родиться нечто прекрасное, способное изменить мир к лучшему.

Осенний ветер 1916 года принёс смерть и опустошение в уединённую лесную глушь. Дана, движимая жаждой мести и гордыней, нашла то место, которое когда-то стало домом для её детей. Её ярость была столь велика, что даже древние чары, защищавшие жилище, рухнули под натиском силы и вековой злобы.

Дом, построенный с любовью, превратился в пепелище. Бабушка и дедушка, отдавшие свою благодать ради внуков, пали невинными жертвами в борьбе с демонической яростью. Их свет погас навсегда, оставив после себя лишь воспоминания и обугленные руины.

Семён и Кира в это время постигали азы медицинских наук в Иркутске. Они не подозревали о трагедии, которая разворачивалась в их родном доме. Когда они вернулись, то увидели лишь почерневшие головешки.

Самсон, узнав о случившемся, лишился рассудка. Его сердце, некогда способное любить без оглядки, теперь было разбито вдребезги. Тело, лишённое божественной защиты, начало стремительно стареть. Разум, прежде ясный и светлый, затуманивался с каждым днём.

Дети, потерявшие всё, что было им дорого, остались одни в этом мире. Но даже в этой тьме они нашли силы жить дальше. Близнецы продолжили дело своей бабушки, исцеляя людей не только руками, но и сердцем.

Дана, совершив своё злодеяние, исчезла вновь в недрах преисподней. Но её месть обернулась против неё самой — она уничтожила не только жизни невинных, но и ту частичку света, которая могла бы изменить мир к лучшему.

***

Кира закончила рассказ о своём прошлом и отвернулась к окну.

— Мы заедем в клинику ненадолго, — предупредил Игнат.

— Конечно, не торопись. Она уже однажды поквиталась с бабушкой и…

— Кира, это займёт пять минут, — перебил вампир. — Обещаю, всё будет хорошо. С твоим отцом ничего не случится.

— Мне бы твою уверенность, — буркнула она и снова попыталась соединиться с братом, но тот выключил телефон.

Ещё один ошалевший кровосос на её голову. Она швырнула бесполезный смартфон на переднюю панель и погрузилась в сознание близнеца. Впрочем, слишком уж стараться не пришлось, Саймон в эту минуту являл собой создание с душой нараспашку — никакой защиты, только страсть и неуёмное желание обладать.

«Нашел время размножаться», — мысленно отругала она братца и возвела между ними ментальный барьер, чтобы отголоски эмоций влюблённого упыря не нанесли урона её собственной шаткой гармонии.

Игнат тем временем кому-то звонил.

— Лира, выведи Горыныча к южным воротам, я подъеду минут через пять.

— Что-то случилось, шеф?

— Хочу сопроводить нашего приятеля на небольшую вечеринку, — он скосил взгляд на Киру, боясь, как бы та не начала очередной виток ссоры по поводу бездарной траты времени, но она молча прислушивалась к разговору.

— Хорошо, — с сомнением отозвалась дриада. — Только ты поаккуратнее там, к вечеру он становится очень ранимым.

— Не переживай, всё будет под моим чутким контролем.

— Тогда я спокойна, шеф.

Игнат убрал телефон. Поразмыслил немного и сжал ладонь Киры, ледяную на ощупь.

— Доверься мне.

Она вновь уставилась в окно. В отражении он увидел, как по щеке скатилась крохотная слеза. Сердце болезненно сжалось. Он поднёс её пальчики к губам и поцеловал.

— Я никому не позволю тебя обидеть. Веришь?

И вновь тишина. Она отчаянно хотела верить, но противилась этому желанию.

Игнат остановил машину у южных ворот, где под землёй расположился целый комплекс хитроумно сплетённых тоннелей, которые в случае угрозы могли бы стать путями к спасению для пациентов и персонала. На заброшенной вертолётной площадке уже поджидала Лира в компании странного вида мужчин. И только присмотревшись внимательнее, Кира поняла, что это один мужчина, просто очень… неординарный.

Перед ними предстало удивительное создание — словно гигантский колобок с двумя головами, увенчанный нелепой конструкцией из двух лиц, двух пар глаз и двух ртов. Казалось, что природа, задумав создать одного великана, в последний момент передумала и решила удвоить свою шутку, скрепив две судьбы в одно неповоротливое целое.

Безразмерная пижама в бело-синюю полоску, словно мешок, болталась на необъятной туше, создавая иллюзию того, что под ней скрывается кто-то другой, просто очень неуклюже спрятавшийся. Полоски на одежде терялись в складках жира, как корабли в тумане, а рукава, казалось, могли бы послужить палаткой для маленького ребёнка.

Две головы, словно два спелых плода на одной ветке, склонялись друг к другу, обмениваясь безмолвными фразами. В их глазах читалась такая глубокая печаль, что даже самая толстая оболочка жира не могла скрыть душевную боль. Одно лицо выражало усталость, другое — смирение, но оба были пропитаны невысказанной тоской.

Их тела срослись настолько органично, что невозможно было понять, где заканчивается один и начинается другой. Ноги, словно два столба, поддерживали эту необычную конструкцию, а руки, торчащие с разных сторон, двигались вразнобой.

В этом комичном и одновременно трагичном зрелище было что-то настолько пронзительное, что улыбка застывала на губах, сменяясь сочувствием. Два человека, обречённые жить в одном теле, два разума, разделённые общей судьбой