Дочери судьбы - Тара Хайланд

– Нет, – ответила она. – Нет. Все хорошо.

Пообещав Пирсу, что вскоре с ним поужинает, она положила трубку, чувствуя себя лучше. А с Коулом она справится сама.

Глава семнадцатая

Пока Перкинс въезжал на «Бентли» в ворота Олдрингема, Эмбер Мелвилл глубоко затянулась сигаретой «Мальборо Лайт». Первым на подъездной дорожке она увидела отцовский «Мерседес».

– Черт! – выругалась она себе под нос.

Опустив стекло, Эмбер выбросила сигарету на дорогу. Не хватало только, чтобы он заметил, что она курит, вдобавок ко всему прочему.

– Черт, черт, черт! – снова выругалась она.

Эмбер была готова объясняться с матерью, но не с ним. Откровенно говоря, она вообще удивилась, что отец приехал. Может, и наивно. Ее только что вышвырнули из третьей школы. Не прошло и года. На этот раз даже папочка должен был навострить уши. Открыв винтажную сумочку, она достала тигровый бальзам, намазала немного под глазами. Они сразу наполнились слезами. Этому трюку она научилась давно. В подобных случаях лучшей защитой всегда были слезы. Главное, чтобы никто не обратил внимания на резкий ментоловый запах.

Оставив Перкинса разгружать сумки, она вошла в дом. Миссис Хатчинс встретила ее с неприветливо поджатыми губами.

– Ваши родители ждут в гостиной, – сухо сообщила она.

Эмбер услышала неодобрение в ее тоне, но ей было все равно. Нечего старой корове совать нос не в свое дело.

– Не могли бы вы принести минеральной воды без газа, – бесцеремонно попросила она, проходя мимо.

Экономка фыркнула, не услышав ни «спасибо», ни «пожалуйста». Но подчинилась.

Перед гостиной Эмбер остановилась, чтобы поглядеться в позолоченное зеркало. То, что она увидела, ей понравилось. Подростковый возраст к Эмбер Мелвилл был снисходителен. В пятнадцать она была длинноногой и длиннорукой своевольницей. Высокая и стройная, с копной платиново-светлых завитков и сливочной кожей, она, как уже было ясно, станет самой красивой из девочек Мелвиллов – и это не пустой комплимент. За ангельскую внешность ей многое прощалось, и она этим пользовалась. Кто бы ни заглянул в ее широко открытые, по-детски невинные васильковые глаза, никогда бы не поверил, что у такого ангела могут быть дурные намерения.

Эмбер уже прикидывала, как выкрутиться. Она даже не совсем понимала, из-за чего подняли шум. Это ведь не как в прошлый раз: тогда ее поймали за курением гашиша. Теперь же она всего лишь сделала пирсинг на пупке – подумаешь, преступление века! В школе и не узнали бы ничего, если бы девчонки не обступили ее, когда она переодевалась на физкультуру. Как же не посмотреть! Естественно, подошел учитель, чтобы выяснить, что происходит. Но ведь нелепо же за это исключать из школы… хотя, возможно, дело усложнилось тем, что деньги на пирсинг она стащила из кошелька учительницы английского.

– Но отец дает вам щедрую сумму, – сказала директриса, явно смущенная и обеспокоенная поведением ученицы.

Ответа у Эмбер не нашлось. Кража налички была частью дерзкого плана. Ей все казалось логичным.

Она очень удивилась, что отец потрудился приехать домой ради того, чтобы прочитать ей мораль. Обычно у него не было времени на земные заботы – слишком был занят управлением империей. Если задуматься, Эмбер могла на пальцах сосчитать, причем хватило бы одной руки, сколько раз за последние полтора года она его видела. В этом для нее не было ничего нового. Отец всегда держался поодаль. Причем она без тени сомнения и жалости к себе знала, что из детей он любит ее меньше всех. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Элизабет до того походила на отца, что это даже пугало. И совсем нетрудно понять, что он питал слабость к Кейтлин и мучился оттого, что она ушла из его жизни.

А Эмбер… в основном она была похожа на мать, а Изабель Уильям не очень-то ценил. Так что образ «плохой девочки» оставался ее единственной нишей. Конечно, она не всегда была такой. В раннем детстве она вела себя безупречно. Но никто, кроме матери, не обращал на нее внимания. Однажды, когда ей было лет пять, она нашла спички и решила с ними поиграть. Она случайно подожгла любимый бабушкин персидский ковер и чуть не спалила все восточное крыло дома. Из Лондона примчался отец. Впоследствии она не помнила ни его ярости, ни подзатыльников, когда он ее отшлепал в наказание. Запомнилось только, что он наконец-то ее заметил. С тех пор, чтобы привлечь к себе внимание, она научилась притворяться.

Она втерла еще немного бальзама, обжигая глаза, пока они не заслезились, и постучала в дверь. Отец командным голосом велел ей войти. Выбрав подходящее случаю выражение лица – раскаяние, – Эмбер открыла тяжелую дубовую дверь.

Картина была ей до боли знакома. В центре комнаты сидел мрачный отец, озабоченный неприятными разбирательствами с непутевой дочерью. Мать тихонько плакала в уголке, несомненно, размышляя о том, что подумают ее друзья, когда узнают об этом унижении. Эмбер впервые задумалась, что с ней планируют сделать. Может, пошлют в местную частную школу? Это было бы здорово. Неплохо было бы для разнообразия пожить дома. А может, дадут отдохнуть до конца полугодия…

Сейчас это было бы удачным решением. В любом случае на фиг ей нужны выпускные экзамены. Как только исполнится шестнадцать, она бросит школу. Чтобы стать моделью, как Наоми Кэмпбелл, Линда Евангелиста или Кристи Терлингтон, аттестат не нужен. На стене комнаты висели их портреты. Эмбер часами просиживала перед зеркалом, копируя их позы, и втайне думала, что и внешне она не хуже их. Осталось как-то пережить следующий год, и тогда она вольна делать все, что захочет. А значит, сегодняшнюю трепку надо пережить как можно скорее.

Она взглянула полными слез глазами на отца.

– Прости, папочка, – начала она, вытирая мокрые щеки.

Черт, с тигровым бальзамом явный перебор. Продолжить она не успела – отец поднял руку.

– Нет, мне не нужны твои оправдания. Откровенно говоря, сыт по горло.

Эмбер привыкла к его нотациям, но от его ледяного голоса даже у нее по спине пробежал холодок. На лице Уильяма застыла суровая гримаса, и он подался вперед.

– Мы пробовали простые подходы, Эмбер, но они не срабатывают. Теперь ты вынуждаешь меня искать более жесткое решение.

Эмбер тяжело сглотнула. Ничего хорошего ждать не приходилось.

Его суровое решение оказалось очередной школой-интернатом. Эмбер даже не дали распаковать вещи. Менее чем через час после приезда она снова уехала.

На этот раз в «Бомонт-Мэнор» в Йоркшире.

– «Бомонт-Мэнор» – это школа, созданная специально для нарушителей дисциплины, – сообщил отец. – У них большой опыт работы с трудными детьми. Думаю, они сделают из тебя человека.

Ну вот, теперь ей придется нелегко.

Эмбер дуться не стала. Да и какой смысл? С отцом это никогда не срабатывало, только со слабовольной матерью. К тому же «Бомонт-Мэнор» ее не особо беспокоил. Отец, возможно, и хотел бы порассуждать о суровых порядках, но и в этих местах всегда найдется обходной маневр, просто нужно знать, где искать. И она была уверена, что найдет.

Вересковые пустоши Норт-Йорка были угрюмыми и безлюдными, как и представляла себе Эмбер: разрушенные аббатства и усадьбы, обрамленные голыми полями, жутковатыми лесами и засушливой сельской местностью. Само поместье «Бомонт» представляло собой величественный готический замок, построенный в тринадцатом веке. Расположенный на вершине скалистого утеса, он возвышался над изрезанным йоркширским побережьем. Серые каменные здания, веками стоявшие насмерть под проливными дождями и жестокими зимними ветрами, облупились, на крыльях у горгулий образовались выщербины. Настоящая тюрьма, а не школа.

Внутри новую ученицу встречала мрачная мисс Достон, директор. От лишнего веса и недостатка любви она превратилась в озлобленную старую деву, к каким детей нельзя и близко подпускать. Каждый год выпускницы школы уходили в мир, где их ждала жизнь, полная привилегий, о которой директрисе оставалось только мечтать, что оставляло у нее в душе неприятный осадок. И она охотно срывала недовольство жизнью на подопечных.

Она оглядела Эмбер Мелвилл с головы до ног. Таких она уже встречала, и не раз.