Девушка в черной тунике - Алеся Кузнецова

– Ладно. Показывай.

Он медленно потер шею, словно снимая внутреннее напряжение, и наклонился вперед, давая понять, что готов слушать.

Катя открыла в телефоне фотографии. Первым делом – старая газетная заметка с крупным заголовком: «Взрыв на объекте в Озерске. Погиб полковник Соболев». Макар вздрогнул. Он знал: отец погиб в аварии. Так ему всегда говорили.

Он подался ближе, взглядом впился в текст. В статье говорилось о том, что полковник Соболев вел внутреннюю проверку по делу утечек радиоактивных материалов и что взрыв мог быть не случайностью.

– Я… думал… – он не закончил фразу.

Катя осторожно пролистнула дальше. Следующий снимок был из той же газеты, но статья вышла неделей позже: «Соболев погиб в дорожной аварии. По ошибке ранее сообщалось о связи с ЧП на объекте. Но при тщательном изучении выяснилось, что события не связаны. Семья отказалась от комментариев.»

Макар выдохнул с облегчением:

– Вот… Видишь? Значит, все как и говорили. Авария.

Он улыбнулся, но улыбка вышла натянутой. И тут же его взгляд снова вернулся к первой статье. Он перечитал текст, снова и снова останавливаясь на словах «внутреннее расследование» и «возможная связь со взрывом».

– Но почему… – он прикусил губу. – Почему я никогда сам не подумал про старые газеты? Почему не искал это?

Он провел рукой по лицу, в глазах мелькнула растерянность.

– Катя, это… это не укладывается в моей голове. Два события в один день. Сначала – взрыв и расследование, потом авария. И никто никогда не говорил о связи. Я вообще ничего не знал об аварии. Но они могли перепутать. Это же журналисты, ты сама видела, как они работают. У них могло быть две заметки: одна о смерти отца и вторая о взрыве на предприятии, где он работал. Представь, суета, наверняка скорые, паника в городе. А они тоже люди. Вот и написали в спешке. А потом разобрались и поняли, что там было две разные аварии.

– Да, я сама видела недавно, как могут работать журналисты, – Катя задумчиво крутила в руке ручку.

Он поймал себя на желании выключить телефон, встать и заварить еще чаю – как будто это могло стереть увиденное. Но что-то внутри не давало. Внутренний голос, до боли знакомый и всегда требовательный, и этот голос теперь гулко звучал в голове, повторяя одну и ту же фразу: «Смотри в корень. Задавай вопросы. Даже если боишься ответов».

И вдруг он узнал этот голос, и из уголков глаз потекли слезы:

– Я ведь даже голос его забыл. А теперь так явно услышал, словно он с нами в этой комнате.

– И что он сказал?

– Что надо посмотреть на всю ситуацию, словно это не мое сломанное детство, а чужая история, и она не болит. Он сказал: «Смотри в корень. Задавай вопросы. Даже если боишься ответов».

Катя не перебивала. Она только крепче сжала его руку.

Макар вытер лицо ладонью и наконец посмотрел на нее:

– Я всю жизнь считал, что знаю правду. А оказалось, я просто не хотел задавать вопросов. Мне было проще верить в автомобильную аварию, чем допустить, что отца могли убить.

Он замолчал. Тишина в комнате снова стала густой, будто стены впитывали их дыхание.

– И что ты будешь делать? – тихо спросила она.

Он сжал губы, провел рукой по столу, собирая мысли, как крошки от пирога.

– Найду ответы. Все. До конца. Даже если это… уничтожит все, во что я верил.

Он встал, сделал пару шагов по комнате и вернулся к столу.

– Покажи остальное.

Несколько часов они провели вместе, склонившись над экраном мобильника Кати. Теперь на столе лежали листы бумаги, куда они старательно записывали все факты. Некоторые из них обводили розовым маркером, другие – подчеркивали. Картина по-прежнему была не ясна до конца, и теперь вопросы сыпались, словно лавины снега, сходящего с гор.

– Я одного не могу понять, – он вскочил и стукнул с размаха по столу. – Генерал… тогда еще молодой полковник. Они работали с отцом вместе над одним делом. Они были друзьями! Почему у него не возникли все эти вопросы, черт его подери! Почему он не разнес весь этот город, пока не докопался до правды?! Зачем забрал меня через день после похорон и увез в Москву? Почему молчит всю жизнь мать? Что это за тайны такие, из-за которых можно разрушить семью и просто так отдать сына?

Где-то в комнате привычно отмеряла время секундная стрелка. В раковину сорвалась с крана капля воды. Кот запрыгнул на диван и заурчал. Тишина стала еще ощутимее.

Катя молча встала, подошла к нему и обняла. Просто обняла так крепко, словно своими руками хотела сдержать его внутреннюю бурю. Он стоял, дрожа всем телом и тяжело дыша, а потом вдруг выдохнул:

– Я же взрослый мужик, многое видел. А сейчас… словно снова мальчишка, которому никто не объяснил, почему папа так и не вернулся домой.

Она не говорила ни слова. Только гладила его по спине и чувствовала, как он впервые за долгие годы позволяет себе быть не офицером, не железной машиной для выполнения приказов, а живым человеком со своей болью, скрытой так глубоко внутри, что он и сам забыл о ней.

Тишину комнаты разорвала вибрация телефона. Незнакомый номер. Но они оба знали, кто звонит.

Макар медленно выпрямился, посмотрел на экран, где мигал вызов.

Катя внимательно следила за ним, опиралась на спинку стула руками. Она так сильно нажала на отполированное дерево, что пальцы побелели.

Он глубоко вдохнул, словно погружаясь в холодную воду, и взял трубку:

– Слушаю.

Голос генерала был спокойным, как всегда, даже лениво-уверенным:

– Что-то срочное? Только освободился.

Макар замер на секунду. В голове клубились обрывки фраз, газетных заголовков, боль, злость и сомнение. Но он вытянул спину и произнес абсолютно ровно, даже чуть устало:

– Нет, Сергей Борисович. Все по плану. Патруль, обход, беседа с местными. Нашел пару заброшенных троп, но ничего подозрительного.

Генерал помолчал:

– Ничего? Точно?

Макар поймал взгляд Кати, сжал в кулак свободную руку и спокойно ответил:

– Абсолютно точно.

– Уверен?

За эти годы они стали так близки, что обмануть было невозможно.

– Есть небольшие сомнения, даже не знаю… В части есть сотрудник, которого я ни разу не видел. Когда начал задавать вопросы, мне привезли на показ актера в форме. Я не купился и потом нашел, откуда он. Но все думаю, где сам этот Титов и почему они для меня целый театр развернули?

– Пришли фамилию на номер два.

– Прямо сейчас вышлю. Я поэтому