Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

в газетах мы видим, что всё то, что мы делаем каждый день на заводах, в Европе давно делают машины, которыми управляют квалифицированные рабочие. У нас этого же не нужно? Зачем? У нас миллионы людей, голодных как собаки, им бросишь кость, чтобы они сегодня не сдохли, и не нужно возиться с машинами.

— Поэтому мне и нужен Слепцов! Он пойдёт в думу, он сможет менять…

— Он ничего один не сможет! И я никогда его не брошу туда, как мишень под следующую бомбу. Лучше уж арестовывайте меня сразу, здесь. Да и с чего вы взяли, что я имею на него влияние?

— С того, что только за эти два месяца он сам проявил инициативу больше, чем за годы нашей дружбы! Предотвратил убийство прокурора! Обезвредил опасного революционера! Раскрыл важное, резонансное дело! Уж недолго было отследить его рвение с появлением в его жизни женщины! Что вы хотите, Алиса Ивановна? Я человек конкретный, назовите свою цену за помощь.

— Жизнь.

— Жизнь? Ваша?

— Слепцова. Можете мне обещать, что, что бы ни случилось, он останется жив?

— Алиса Ивановна, — Герасимов горько усмехнулся, — я и за собственную жизнь сейчас не дам и гроша. Как я могу…

— Я никогда не наврежу Васе сама…

— Глупая девчонка! Да вы уже ему вредите! Неужели письма вам мало было?

— Вы! — я вспыхнула, — Это вы подсунули мне то письмо?

— Не забывайтесь, барышня! Я просто сделал так, чтобы это письмо попало в ваши руки. Я его не подделывал, не подписывал. Вы и сами прекрасно понимаете, что после женитьбы на вас на его карьере можно ставить крест.

А если…

— А если у меня будет дворянство? Тогда, если он женится на мне, как на равной?

Что-то в нём неуловимо изменилось от моего вопроса, он немного помолчал.

— Если предположить, что ваш отец за какие-то выслуги получит потомственное дворянство, то такой брак станет равным.

Я не могла дышать. От счастья, от того, что вот оно – само плывёт ко мне в руки. Решение пришло одномоментно.

— Я… мне… нет. Послушайте, Александр Васильевич, а вы? Вы смогли бы мне помочь получить это ваше клятое дворянство?

— Это было бы очень не легко, и я не уверен наверняка, что у меня бы получилось. Дворянство нужно выслужить, если бы вы сделали что-то… оказали бы неоценимую помощь государству…

Пойду ва-банк. Решено. Вот он – мой шанс!

— Я… дайте слово, честное слово, Коля сказал, вам можно верить, дайте мне честное слово, что никто и никогда не узнает о том, что я вам сейчас расскажу.

15.04

Его быстрое, короткое обещание, и я выпалила буквально на одном дыхании:

— Вы, возможно мне не поверите, скорее всего посмеётесь надо мной, но я не из этого времени, Александр Васильевич. Меня зовут Алина Слепцова, и я из будущего…

Как будто я не сделала ни одного вздоха, пока рассказывала.

Абсолютно всё. То, в каком времени я жила, в какой стране. Рассказывала всё, что помнила, по СССР, про первую мировую и революцию, гражданскую и великую отечественную. Не жалея слов, эмоций, я рассказывала про ужасы красного террора, расстрелянных членов царской фамилии… я рассказывала всё, но под конец, когда запал прошёл, мне стало немного страшно.

Боже мой, а если он мне не поверил? Что я наделала?

Я, как могла, забила панику поглубже в себя и перешла к главному:

— Вторая дума развалится. Она соберётся, но долго не продержится, будет ещё резче первой. Их разгонят, потом третья – ни шатко, ни валко, а вот с четвёртой уже можно будет работать, но наступит революция.

— А что… будет со мной?

— Я инженер… — виновато улыбнулась, — там, в будущем, мой муж…

— Муж?

— Это долгая история. Другая история. У меня был муж, он умер. Так вот, он очень любил историю, у нас дома была книга, написанная вами, ваши воспоминания. Если честно, я человек действия: высчитала – отмерила – проверила – и за работу. Я не люблю читать, тем более, чьи-то дневники. Но он мне что-то рассказывал… — я попыталась выудить хоть что-то, — кажется, если я ничего не путаю, вас не тронут, кажется вы не будете директором охранки до большевиков, но после переворота вас арестуют, но отпустят, там выйдет казус… за вас вступится кто-то из тех, кого вы сейчас ловите и сажаете.

— Значит, говорите, Государя нашего, цесаревен и наследника с Её Величеством расстреляют? — усмешки нет, кажется, верит. Но почему переспрашивает?

Как сложно говорить с человеком, у которого вообще нет мимики. Ничего не скажешь по лицу.

— В моём времени было так, — запал прошёл, а вместе с ним и силы. Все их я потратила на эту историю, и не была готова к тому, что он мне не поверит, будет задавать вопросы. — Но может быть, история уже изменила свой ход? Павлов жив, и военно-полевые суды не станет тем единственным, чем он известен. Троцкий, опять-же, ликвидирован, он не вернётся в Россию, возможно, уже и не будет ВЧК, красного террора…

— ВЧК?

— Временная чрезвычайная комиссия, они въедут в ваше здание, на Гороховой, кстати, — некоторое время мы молчали. Я просто не могла найти, что ещё сказать, чтобы он точно поверил, он сосредоточенно размышлял. — Я хочу, чтобы Вася пошёл в думу, — начала я осторожно, — потому что так у меня будет реальный шанс повлиять на него и что-то изменить. Я не помню точно вашу судьбу, но точно знаю, что ждёт его – он никогда не примет новую власть. Они, горстка офицеров организуют белое движение – в противовес красным, но ничего не смогут сделать против многомиллионной армии из вчерашних рабочих и крестьян, нюхнувших власть. Он уедет и умрёт в нищете за границей, не женившись, ни оставив потомков. Его брат продолжит род. Я… я не хочу этого допустить. Вы знаете моё отношение к вашему режиму – я рассказывала, но этот мир – это его мир. Рухнет он, погибнет и Василий, как часть его. Я лишь хочу его спасти. Прожить с ним жизнь. А для этого, этот мир нужно сохранить. Я не знаю наверняка, что нужно делать, но если очень постараюсь, смогу вспомнить всё то немногое, что знаю о будущем, о том, что вы