Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

— Всё же кабинет! — столовая, слишком помпезная, официальная. А вот в кабинете, удобно сервировать столик перед диваном, ужинать, оставаясь рядом, и при том слишком много всего между нами произошло именно здесь. Того, при одном воспоминании о чём сладко ёкает в животе.

Никогда ещё Алиса не была так красива. Мне повезло с ней, с её телом, ей не нужно особенных манипуляций – вполне достаточно ежедневного стрейчинга, полноценного сна и здоровых продуктов. Всё это выполнимо в этом времени.

На теле не осталось ни одного волоска, надушенные волосы спадают мягкими волнами… беда только с нарядом. То, что носят здесь, даже вечером – нисколько не подходит. Рукава, тонны рюшей, а само платье, если не под подбородок, то едва ли открывает шею. В Алисином гардеробе нашлось единственное с намёком на декольте – я безжалостно распорола его, оголяя плечи, приоткрывая грудь, шнуровкой утягивая талию донельзя. Вариант с неглиже я отмела сразу – тогда ни разговора, ни ужина не выйдет. Мне же нужно лишь притупить его внимание, а не отключить. Мой муж, глядя на меня такую, будет слышать, что я говорю, но мысль его нет-нет да и будет ускользать в это самое декольте.

Бывают случаи, когда намёк на обнажёнку гораздо больше заводит, чем вся тяжёлая артиллерия разом.

Мягкий свет хаотично расставленных свечей, бутылка вина из хозяйского погреба, вкусный ужин, и счастливая я. Тоню отпустила отдыхать, заручившись обещанием, что она до утра и носа не высунет из своей комнаты.

Я зря боялась – субботняя служба только закончилась, как я услышала долгожданный, быстрый и уверенный поворот ключа.

21.04

Он вошёл, не сразу меня заметил. Разделся, и только тогда резко обернулся, оглядел с ног до головы. Кашлянул, чтобы заполнить тишину – хорошо, пока всё хорошо.

— Я… я почуял ваш запах, — рот горько скривился, — думал, спятил, чудится.

Мужчина вряд ли не оценит единственную деталь в женщине. Красивое платье не спасёт, если выскочил прыщ, или порвались колготки. Мужской мозг так устроен, что оценивает женщину в совокупности, фиксирует весь облик в целом.

И мои старания оценили.

В повисшем молчании он снова кашлянул и тяжело вздохнул.

Медленно, давая ему себя осмотреть, я приблизилась и прильнула грудью к холодному мундиру. Не стала сдерживаться: обвила его всего, наслаждаясь просто тем, что он рядом.

— Получилось сбежать, и я сразу к тебе. Ты… — запрокинула голову, ловя глаза – не поймала, он обнимает меня, прикрыв веки, — рад?

— Всегда… — встретила его взгляд, в нём плещется надежда, сожаление и… отчаяние?

Глупый мой, неужели мог подумать, что я не приду?

— Тоню я отпустила отдыхать, ты голоден?

— Да, но… нет. Пожалуй нет, обойдусь без ужина.

Я предприняла попытку сделать шаг, но его руки, как тиски, а сам он – скала, не сдвинешь.

— Да? Я так надеялась… готовила… — ладони стали влажными, обтёрла их о подол.

— Сама?...

Договорились встретиться в кабинете. Ему – переодеться, мне – достать из ещё тёплой печи ужин.

Когда Вася вошёл, у меня всё было готово: потушен свет, накрыт ужин, зажжены свечи. Только тело дрожало. То ли от волнения, то ли от предвкушения.

— Я… справилась со всем, кроме вина, поможешь? — вывела его из ступора. Шагнула первой. Ближе, ну же! Я так соскучилась…

В два шага он был около меня, взял бутылку, штопор, и полусладкое – пьяных мне тут не надо. Вино уже в бокалах.

— За нас! — он поддержал мой тост.

— А вы… ужинать… — Слепцов смешно поёрзал, диван противно заскрипел.

Я с трудом сдержала смех. Не доверяет? Раз я не ем, боится?

— Я не ем так поздно, да и мясо не ем почти никогда.

Он медленно, в нерешительности отпилил маленький кусочек стейка.

— Не любите?

— Так и есть, если есть выбор, я не предпочитаю растительную пищу.

Сунул вилку в рот… начал жевать… распробовал! Глаза сверкнули. То-то же!

— Это… сейчас мода такая… как же это, — второй кусок был серьёзней, чем первый.

— Вегетарианство. Да, оно. Только дело не в моде…

— Жалеете животных? — взглянул на меня, отправляя в рот картофельное пюре.

Я пригубила из бокала, с каждым глотком всё свободнее: становится теплее, тело расслабляется, а дрожь теперь только подзадоривает.

— И это тоже. Но больше потому что я хуже себя чувствую, приняв животную пищу, — и забиваю свой организм токсинами, которые приближают старость, но об этом тебе знать не нужно.

Слепцов за несколько минут расправился со стейком:

— Может быть добавки?

— Есть ещё?

Он съел два хороших стейка, два раза я обновляла ему картошку. Чему он очень удивился – картофель Тоня, обычно, держит для своего стола, а не хозяйского.

Собственно, всё то время, пока Слепцов ел, я косила под радио – фонила какие-то не стоящие глупости, на которые ему даже не требовалось отвечать. А он тоже расслаблялся – с каждым глотком вина, с каждым отправленным в рот куском, его вид становился всё спокойнее, спина чуть сгибается, в уголках глаз появляются тоненькие морщиночки от улыбки, а я незаметно оказываюсь очень близко.

Когда он доел, откинулся на спинку дивана, я развернулась к нему всем телом, скидывая туфли, закинула на него босые ноги. Совершенно “не замечая”, что платье обнажило и голень, и щиколотку, в придачу, почти сползло с плеча.

Он искренне старался не смотреть. Взгляд бежал к столу, пытаясь ухватиться за что-то стоящее, огибал полумрак кабинета, врезался в моё лицо, и, сдавшись, тёк вниз. Бедный мой – покраснел, ищет, куда деть непослушные руки.

— Васенька, я не смогла помочь? — коснулась пальцем губы, повторяя его движение.

— О чём ты… вы?

— Ты сам не свой в последние дни. Сегодня я сняла с тебя тяжкий груз, как мне казалось, пришла к тебе, надеясь, что порадую, а ты снова хмур и не весел. Словно не со мной сейчас.

Он пошевелил бокалом, я отзеркалила его жест. Почесал затылок – я коснулась сзади своей шеи. Ни одно его движение не осталось только его. Я, уже автоматически, повторяю каждый.

Ну давай же! Помоги мне! Расскажи сам!

— Как я могу быть не с вами, вы же здесь, пришла, сама, не смотря, что утром так…

— Давай забудем, я прошу тебя,