Темная душа - Ив Ньютон

— Да, — отвечаю я с лукавой улыбкой, наблюдая, как её щеки заливаются краской. — Я всё ещё был в стенах. Я не мог уйти.

— О боже, — стонет она, закрывая лицо руками. — Как унизительно. Мне так жаль.

— Если тебе полегчает, то за прошедшие десятилетия я видел в этой комнате и похуже, — говорю я, пытаясь рассеять её смущение. — 1970-е были особенно насыщенными приключениями.

Она смотрит сквозь пальцы.

— Ты не помогаешь. Кем ты был, Уильям? До… этого? — она неопределённо указывает на мою прозрачную фигуру.

— Я был многообещающим студентом, если можно так выразиться. Я специализировался на Теории магии и Изучении измерений. Я был очарован границами между мирами, тонкими мембранами, отделяющими одну реальность от другой. Знаешь, Серебряные Врата находятся в точке пересечения. Место, где эти границы, естественно, тоньше. Я видел проблески других миров прямо здесь, но… нет.

Глаза Изольды расширяются от интереса.

— Другие миры? Ты имеешь в виду параллельные измерения?

— Именно так. Серебряные Врата построены в точке слияния, где реальности соприкасаются друг с другом, — я подхожу ближе, и волнение заставляет мою фигуру сиять ярче. — Я был близок к прорыву, когда умер. Я обнаружил закономерности, корреляции в пространственных колебаниях. Я был почти готов пройти через них.

— В другое измерение?

Я киваю.

— Так вот почему тебя убили? — спрашивает она, внезапно оживляясь, несмотря на усталость.

Я делаю паузу, размышляя.

— У меня был век, чтобы обдумать этот вопрос. Это возможно. В Серебряных Вратах опасно получать информацию, особенно о том, что находится под этим зловещим зданием.

— Внизу, — её глаза сужаются.

— В дневнике будет больше информации о моих исследованиях. Но будь осторожна, читая. Некоторые секреты лучше хранить в тайне от посторонних глаз.

Изольда кивает, бросая взгляд на свою сумку с книгами, где её ждёт дневник.

— Я прочту его завтра. Сегодня вечером мне просто нужно… — её прерывает тихий стук в окно. Мы оба поворачиваемся и видим маленькую тёмную птичку, сидящую на подоконнике, её глаза неестественно блестят в темноте.

— Не открывай, — предупреждаю я, вставая между ней и окном. — Это необычная птица.

Изольда застывает на полпути к окну с протянутой рукой.

— Тогда что она такое?

— Посыльный, — говорю я, изучая сверкающие глаза существа. — Или шпион. Трудно сказать. В Серебряных Вратах это часто одно и то же.

Птица снова стучит, на этот раз более настойчиво, её маленький клювик постукивает по стеклу. Он поднимается, хлопая крыльями, чтобы показать сложенный листок бумаги, привязанный к его лапке чёрной ленточкой.

— У него записка, — замечает Изольда, подходя ближе, несмотря на моё предупреждение.

— Очевидно, — бормочу я, — но это не значит, что ты должна её принимать.

Она замолкает, на её лице написана неуверенность.

— Что самое худшее может случиться?

— Смерть, расчленение, одержимость, связывание душ… Мне продолжать? — я снова оказываюсь между ней и окном. — У Серебряных Врат есть правила, касающиеся нежелательных сообщений, не просто так.

Птица склоняет голову набок, наблюдая за нами с умом, который определённо больше, чем просто птичье любопытство. Она постукивает ещё раз, намеренно, как будто понимает наш разговор.

— Мне нужно знать, что там написано, — решает Изольда, решительно стиснув зубы. — Это может быть связано с моими родителями.

Прежде чем я успеваю возразить, она обходит меня и открывает окно. Птица тут же запрыгивает внутрь, протягивая к ней лапку.

— Будь осторожна, — предупреждаю я, с тревогой наблюдая, как она развязывает ленту. Птица остаётся совершенно неподвижной, пока её пальцы развязывают узел, её немигающий взгляд прикован к её лицу. Как только бумага развязывается, она хлопает крыльями и беззвучно исчезает в темноте.

— Это совершенно меня не касается, — бормочу я, придвигаясь ближе, чтобы заглянуть ей через плечо.

Дрожащими пальцами Изольда разворачивает листок. Послание написано изящным почерком, который, кажется, слегка мерцает в тусклом свете:

Кровавая луна восходит снова. То, что было скрыто, будет найдено.

— Чёрт.

— Это нехорошо, — соглашаюсь я.

— Кто это прислал? — она переворачивает листок, но на нем нет ни подписи, ни опознавательного знака.

— Я не знаю, — бормочу я, изучая мерцающие чернила. — Но кто бы это ни был, он знает о Кровавой луне, о которой упоминали твои родители.

Изольда комкает записку в кулаке и бросает её в камин. Огонь разгорается с новой силой, и на мгновение мне хочется почувствовать исходящий от него жар.

— Это становится просто нелепым. Я здесь уже два дня, и у меня есть вампиры-собственники, призраки, падшие ангелы, убивающие людей ради меня, а теперь ещё и загадочные письма от таинственных птиц.

Изольда меряет шагами комнату, её движения резкие и взволнованные.

— Мне нужны ответы. Больше никаких вопросов, никаких загадок.

— Ты всегда можешь уйти, — предлагаю я, хотя мысль о её уходе вызывает неожиданное ощущение пустоты в моей призрачной форме.

Она перестаёт расхаживать по комнате, на её лице появляется недоверчивое выражение.

— А куда уйти? Мой дом, по-видимому, осаждён теми, кто послал эту птицу, мои родители пропали, и мне больше некуда идти, — она падает на кровать, проводя руками по волосам. — Кроме того, я обещала помочь тебе.

— Вряд ли это сейчас тебя больше всего беспокоит, — замечаю я.

— Мне жаль, Уильям. Всё складывается совсем не в твою пользу.

Я пожимаю плечами.

— Как я уже сказал, никакой спешки. Я сейчас не беспокоюсь о себе.

Я мёртв уже сто лет. Ещё несколько дней или недель не будут иметь значения.

Изольда слабо улыбается мне, её глаза отяжелели от усталости.

— Это удивительно самоотверженно с твоей стороны.

— Не привыкай к этому. Я могу быть довольно раздражительным, когда у меня плохое настроение.

Она тихо смеётся, и этот звук согревает холодную комнату так, как не может согреть огонь. Меня привлекает её смех, то, как он преображает её лицо: из усталого воина она превращается в молодую женщину, какой на самом деле и является.

— Тебе нужно отдохнуть, — говорю я, отходя к окну, чтобы обеспечить ей уединение.

— Завтрашний день, вероятно, принесёт ещё больше хаоса, если следовать закономерности.

— Не могу с этим поспорить, — она встаёт и подходит к шкафу, доставая ночную рубашку. — Эм, ты не возражаешь…?

— Конечно, — я отворачиваюсь и плыву лицом к стене. — Я родился в век джентльменов.

— В 1904?

— В первый день Нового года.

Я слышу шелест ткани, когда она переодевается, и заставляю себя сосредоточиться на каменной стене передо мной. Быть призраком имеет много недостатков, но самый болезненный — это невозможность по-настоящему общаться. Прикасаться. Чувствовать тепло.

Присутствие Изольды в этой комнате пробудило во мне те желания, которые, как я думал, умерли вместе с моим телом.

— Теперь можешь повернуться, — говорит