Не поддающийся (чувствам) - Дарья Волкова

И я выныриваю на поверхность того омута, в который меня погрузил этот голос.

– Как… – прокашливаюсь. – Как фамилия твоего дяди?

– Я же тебе говорил…

Да я половину твоей болтовни пропускала мимо ушей!

– Я забыла. Как?!

– Авдеев.

Качаюсь от приступа краткого головокружения. Этот экзамен я не готова сдавать!

– Юлиан… – начинаю натянувшимся сухим ртом.

– Аркадьевич, – заканчивает за меня Каминский. – А говоришь – забыла.

Такое забыть невозможно…

Каминский выходит из ванной, а я остаюсь. Замираю. Почти не дышу. Прислушиваюсь. Там два голоса. И мне не кажется. Как это может показаться?!

Это тот же голос. Это то же имя. Это тот же человек.

И когда мне кажется, что голоса начинают приближаться – срываюсь с места.

Меня ведет паника. Страх. Ужас. Но какая-то часть меня все-таки неподвластна всему этому. Именно она помнит про второй выход. Именно она заставляет меня сдернуть с крючка у черного входа какую-то куртку.

Я давлю на дверную ручку – и, о чудо! – она не заперта. Остаток разума напоминает, что мои вещи остались там, на тумбочке у главного входа – сумка, в которой все: документы, банковские карты, телефон. Моя одежда осталась в ванной на полотенцесушителе. И я снова замираю.

В этот момент меня окликают.

– Рена! Ты куда?

Я не знаю, кому из них двоих принадлежит этот голос. Ничего не знаю, кроме одного – мне надо бежать отсюда. Резко дергаю ручку и, как пробка из шампанского, вылетаю в майскую грозу.

***

Не знаю, сколько длился этот провал в памяти, в котором только редкие прорехи в виде мокрой земли под ногами, заборов, лупящих сверху капель и отдаленных раскатов грома. У меня нет ни одного средства понять, сколько прошло времени. Все вокруг в такой же серой плотной пелене дождя. Сколько я бежала? Далеко ли я убежала? Где я? Вокруг только дождь, деревья, заборы. И впереди темнеет что-то.

Автобусная остановка. Хоть какое-то укрытие. Правда, на мне и так нет ни одного сухого клочка, ни одной сухой нитки. Ноги скользят по земле, но вот я уж на бетонном основании остановки. Падаю без сил, пытаюсь отдышаться. И осознать положение, в котором оказалась.

Я сбежала. Это плюс. Единственный. Я хрен знает где, без телефона и денег. Из одежды на мне трусы, лифчик и чья-то куртка – наверное, Авдеева. Меня передергивает, но снять ее я не могу. Куртка тоже насквозь промокла, однако она – мое единственное спасение от публичного позора, хотя укрывает меня чуть ниже трусов. Правда, смотреть на меня тут некому.

Но я же не могу сидеть тут вечно. Смотрю на свои босые, голые, заляпанные грязью ноги. По телу вдруг проходит почти неконтролируемая судорога, горлом рвется, обдирая, тоже неконтролируемый всхлип.

Что мне делать, что?! И откуда ждать помощи?!

Ты должна, должна со всем справиться сама. Но как же страшно, господи, как страшно…

– Что, сестричка, неприятности?

Я подлетаю с сиденья, мой визг перекрывает шум ливня. А из дальнего темного угла остановки на меня смотрит человек. Я все-таки давлю первое паническое желание снова бежать. Сжимаю у горла ворот куртки, грудь и шея под пальцами ходит ходуном. Сами пальцы тоже. А я смотрю на человека в углу. Это бомж.

– Да не верещи ты так, не трону я тебя, – говорит он с опаской. – Дождь пережидаю просто. Льет вон как.

И тут меня все-таки подкашивает – всем и сразу. Падаю обратно на сиденье и захлебываюсь истерическим смехом.

Не трону я тебя…

Этот точно не тронет. И я снова давлюсь смехом.

Мужик молчит. Терпеливо ждет, пока я успокоюсь. Это происходит внезапно. На смену смеху приходит икота. Сильная и никак не проходит. Перед мои носом появляется бутылка. Пластиковая полтарашка пива.

– Глотни, сестричка. Полегчает.

В голове голосом Ленэры скороговоркой звучит перечень болезней, которые я могу вот так подхватить – если выпью из этой бутылки. И я делаю щедрый глоток. Ох… Пиво крепленое, похоже.

– Держи, – перед моим носом появляется обломанный кусок булки. – Это ерш.

Я жадно и бездумно жую хлеб. Слева тянет табачным дымом.

– Прикурить тебе?

Едва не давлюсь сначала хлебом, а потом очередным приступом хохота. Дышу шумно сырым воздухом и табачным дымом. Все-таки судьба не всегда вертит мои желания на фаллическом предмете. И послала мне спасение. Напоили, накормили, покурить предложили. Что еще надо?

И я поворачиваюсь к своему рыцарю. Он смотрит на меня, щурясь сквозь дым.

– Ну, будешь курить?

Я ошиблась. Он не бомж. От него не пахнет, и он не грязный. Просто замызганный мужик пятьдесят плюс в сложных жизненных обстоятельствах. Одежда потрепанная, но вполне чистая. В отличие от моей – сухая.

– Веня я, – неожиданно представляется мужик. – В смысле, Вениамин.

Самый настоящий рыцарь Вениамин.

– Рена. В смысле, просто Рена.

Он кивает, затягивается.

– А я тут подрабатываю. Разнорабочим. Работу закончил, а оно как ливануло.

Я молчу. Что-то стучит в голове. Какая-то мысль. Вениамин косится на меня с любопытством.

– Что, сестричка, попала в переплет?

Переплет? Вот так это выглядит с его стороны? Сидит человек на автобусной остановке, пережидает ливень. И тут на остановку влетает девица, босая, с грязными ногами, в куртке на голое тело, истерически ржет, икает.

Это не переплет. Это другое слово на букву «п».

Давлю очередной всхлип. Кошусь на черный рюкзак рядом с Вениамином.

– Вениамин, а у вас есть телефон?

Кивает.

– Что, позвонить надо?

Надо. Очень надо! И мне без сомнения протягивают телефон – маленький, черный, кнопочный.

Мое спасение.

В числе того, что первым делом рассказывают в фонде «Ты не одна» – это то, что обязательно надо знать на память как минимум два номера телефона, по которым вы можете позвонить в трудной ситуации. Это касается не только женщин, в принципе.

Я это правило исполнила твердо. Мои два номера – Ленэра и Аир. Но сейчас в голове вертится совершенно другой номер. Третий. Я никак не могу вспомнить, воскресить в памяти момент, когда я запоминаю этот номер. Но сейчас он всплывает поверх номеров Ленэры и Аира.

Номера Рустама.

Я уговариваю себя. Кто он для меня? Нет, кто я для него? Коллега. Три поцелуя. А, нет, уже четыре. Или пять? Один секс. Несколько ссор. Один синяк.