Невеста змея - Валерия Аристова

направляешь. Крупица зла разрастается до вселенной, а крупица добра может сразить наповал целые цивилизации. Хорошее было время, — Нук сел на софу и закинул руки за голову, — людей было мало и они не понимали ничего в золоте. Мы строили цивилизации, развивали их, растили чистые души… Теперь же… Вот взять душу Элли. Я защищал и направлял ее, как мог. Она же боится меня, хотя, как только я ей не угождал. Она боится, считая своим долгом угождать мне.

Генри разозлился. Этот Змей сломал жизнь девочке Элли, и теперь, изображая его отца, сидит в кресле его матери и рассуждает о пятнах на душе!

— Перестань копировать моих родственников! — сказал он резко.

Нук вскочил на ноги, будто подлетел.

— Извини. Я привык брать образы из головы собеседника. Хочешь, поменяем вид помещения на залы Версаля?

Генри махнул рукой, показывая, что ему все равно. Но комната резко изменилась, окружив их золотом и зеркалами, воздушными арками и картинами с изображением ангелов и золотоволосых дев.

— Так лучше? — спросил Нук.

Генри дернул плечом, стараясь сладить с гневом. Нук раздражал его сверх меры, и он не мог простить ему это издевательство над Элли, и все то, через что она прошла.

— Вот ты злишься, — Нук снова был в своем привычном костюме-чешуе, и серебряные глаза его отражали свет свечей, — а я слова плохого тебе не сказал. Черные крупицы в твоей душе сейчас разрастаются до размеров вселенной.

— А всемогущество не чернит душу? — язвительно спросил Генри, — желание играть чужими душами никак не отражается на твоей?

Нук усмехнулся.

— У меня нет души в вашем понимании. Но… всемогущества тоже нет. Всемогущество придумали вы, люди, чтобы снять с себя ответственность за свои безумные решения. Чтобы обвинить Змея в искушении, а Афродиту в начале Троянской войны… нет никакого всемогущества, Генри.

— А что есть? Ты играешь людьми, как куклами.

— Нет, — Нук свел брови и вдруг улыбнулся, — я — только мысль. Образ в твоей голове. Я могу навести на идею, подтолкнуть, запутать… а решения будешь принимать ты сам. И ответственность на тебе.

— Хитро, — засмеялся Генри.

Нук вздохнул.

— Нет. Одинаковые идеи приходят разным людям. Один, сидя на берегу, мечтает переплыть океан и увидеть Индию, но ничего не предпринимает. Другой объездит всю Европу, чтобы найти тех, кто разделит его идеи и позволит снарядить корабли, не приспособленные к плаваниям через океаны. Но он идет за желаниями, и желания начинают слушаться его, и корабли плывут куда надо. Понимаешь разницу?

Генри кивнул. Он никогда не был силен в философии, и ему с трудом давались такие высокие материи.

Нук взглянул на его уставшее лицо.

— Давай проще. Один сидит на груде камней, мечтая о доме и очаге. Другой складывает камни в дом и разводит очаг. Один просто желает, другой воплощает желания. И каждый сам отвечает за свое решение. Сколько раз в жизни человеку хочется кого-то убить? Но лишь единицы берут нож и убивают. И тоже только они отвечают за воплощение желания. Идея — она может прийти всем. Но воплощение этой идеи в жизнь — удел немногих.

Генри сел на изящную софу с гнутыми золотыми ножками. Ему нужно было время, чтобы понять, чего Нук хочет от него.

— Я бы с удовольствием прибил тебя, — сказал он, — но подозреваю, что это невозможно.

Нук рассмеялся, откинув голову назад, и смех его отразился от высоких потолков и зеркал, разлетаясь по всей зале.

— Чего ты хочешь за жизнь Элли?

Нук резко стал серьезным. Он шагнул вперед, и Генри испугался выражения его глаз. Совершенно нечеловеческого, безумного.

— Ты придешь, когда я призову тебя, — сказал он.

Генри встал. Руки его дрожали, и он засунул их в карманы сюртука.

— Я приду, — сказал он просто.

…

Рассвет застал его в поле. Город был где-то рядом, и Генри, только открыв глаза, бросился со всех ног туда, где оставил Элли. Тревожное предчувствие не покидало его до самого дома, куда он ворвался, чтобы увидеть, что кровать Элли пуста.

Старая служанка спала на полу, подложив под голову плед. Генри пнул ее ногой, и негритянка подскочила, уставившись на него, будто он пришел из другого мира. Возможно, так оно и есть, подумал вдруг Генри.

— Элли! — закричал он.

Старуха протерла заспанные глаза.

— Где Элли?

— Элли? Мисс забрал полковник Моррисон.

— Она умерла?

— Нет, нет… — старуха встала, отряхивая юбку, — она открыла глаза, и тут же в дом ворвался этот человек. Он схватил ее на руки и унес.

Генри опустился на постель, пытаясь осознать произошедшее. Нук не обманул его. Элли жива. С сердца его будто слетели железные оковы, которые сдавливали его с тех пор, как Элли лишилась чувств. Элли жива. Дело за малым. Забрать ее у полковника. Ее и Анджелу. Он закрыл глаза, призывая в помощь Нука. Теперь он был уверен, что у них все получится.

Глава 7

Свадьба Айзы

Динь, динь, звенят монетки на покрывале. Динь, динь, ударяются они друг о друга в такт шагов. Золотые, блестящие, они мешают смотреть, и раздражают своим звоном, заставляя невесту сжимать губы. Голубое покрывало ее ярко сияет на солнце, а золотые монетки оттеняют его, как солнце оттеняет цвет неба.

— Она прекрасна! — шепчут кругом, хотя могут видеть только ее глаза. Но и глаза ее прекрасны. Нет других таких глаз.

Золоченый паланкин с красными занавесками, расшитыми золотом, поднимается в гору. Сопровождающие поют и танцуют, будто и это и правда свадьба, и Айзу несут не на смерть на дне колодца, а на ложе любящего супруга. Любящего. Супруга. Она боится вдохнуть, чтобы не показать своих слез. Супруг ее сожмет в объятьях так, что она больше не сможет пошевелиться. Но отцу все равно. Отцу наплевать на ее судьбу. У него еще восемь дочерей, просто она — самая красивая. Отец хочет покорить сердце змея ее красотой, чтобы получить эту землю, насыщенную золотом и алмазами. Нет богаче земли. Нет страшнее участи.

Динь, динь… Монетки ударяются одна о другую. Айза смотрит по сторонам, боясь вдохнуть, чтобы не показать своих слез. Динь, динь… она сжимает губы, боясь заплакать, ни в силах унять звон монет. Некому ее защитить. Некому спасти. У Анджелы есть Генри, а у