Невеста змея - Валерия Аристова

ноги с кровати, он долго сидел, размышляя. Голова гудела, будто где-то внутри били в гонг. Генри встал, согнувшись, как старик. Задержался за стену, чуть не упав, когда его повело, выровнил шаг. Его шатало, как пьяного, когда он вышел из дома в полной тьме. Но вот он пошел увереннее, сломал себе палку, и стал опираться на нее, когда становилось совсем плохо.

Шаг, еще шаг. Вот и гора, на вершине которого возвышался город царицы Савской.

— Я пришел, Нук, — проговорил он разбитыми губами, поднимая глаза вврех. Туда, где ждал его ненавистный божок, — выходи!

Глава 6

В зале Версаля

Элли плыла на золотом челне по Млечному пути. Белое прозрачное платье ее раздевал ветер, волосы были распущены, падая волнами до самой талии, и в них виднелись вплетенные бутоны белых роз. В руках она держала серебряное весло, которым изредка отталкивала челн от невидимой воды, и звезды под ним начинали кружиться, сияя и образуя водовороты. Тихая музыка, похожая на звуки далекой флейты, сопровождали каждое ее плавное и спокойное движение.

Там, позади, искрился мир желаний. А впереди, там, куда текла звездная река, тихим светом светился другой мир. Тот, где желаний больше не было. Элли смотрела прямо вперед, и глаза ее сияли, как звезды.

Путь ее был долог, но цель близка. Она подняла весло, и смотрела, как челн медленно вплывает в золотистое сияние ожидающего ее мира покоя. Еще миг, и золотые врата ее сомкнутся за ее спиной… И наступит истинное счастье…

…

Генри сам не знал, как оказался в гостиной своей матери. Он раскрыл глаза, и уставился на знакомую с детства картину. Мать рисовала фею Моргану, плывущую на челне на Авалон. И остров Авалон в ее воображении светился золотым светом, покрытый лилиями и белыми розами. Посреди роз стояли золотые ворота, уже приоткрывшиеся, чтобы встречать гостью.

Он резко сел, отметив, что голова не закружилась от быстрого движения.

Вот это сон! Генри вскочил на ноги, одетый с иголочки, в своем лучшем сюртуке, с изящно повязанным галстуком, с золотой цепочкой в петлице.

Вот это сон! Он сжал голову руками. Нужно найти брата и рассказать ему, потому что даже самый лучший писатель не смог бы выдумать подобных приключений! Корабль, джунгли, саванны, незнакомые девушки, одна из которых его невеста, а другая — возлюбленная… Африканский бог-змей, живущий в замке на горе! Генри бросился к двери, и вдруг замер, когда та отворилась сама собой.

— Я позволил себе привести вас в божий вид, — проговорил Нук, появляясь на пороге, — беседовать с избитым и готовым испустить дух собеседником такое себе удовольствие.

Он вошел в комнату, заставив Генри отступить. Мир его медленно собирался из обрывков воспоминаний, меняя сон и реальность местами. Дурацкие шуточки Нука заставили его поверить, что он дома, и не должен выбирать между бесчестьем и смертью Элли. И он поверил, на миг, но стал самим собой — не уставшим и бесчувственным истуканом, а беззаботным юношей, у ног которого лежит весь мир и даже немного больше. Он полной грудью вдохнул этой беззаботности, и тем больнее было осознание, что тот Генри исчез навсегда, уступив место не самому лучшему субъекту, издерганному, нервному и злому, в двадцать три года образом мыслей напоминавшему старика.

— Тебе угодно мое унижение? — Генри смотрел на Нука без всяких эмоций, — ты сумел доказать, что я ничего не могу. Что мне нужно сделать, чтобы Элли очнулась?

Нук вздохнул. Генри разглядывал его, вдруг поняв, что перед ним совсем не юноша, а серебряные глаза — это не глаза молодого человека. Да и не человека совсем. Не человека, но уставшего существа, пресыщенного и разочарованного.

— Не нужно мне твое унижение, — Нук провел рукой по своему телу, вдруг оказавшись одетым, как английский джентльмен, только модный сюртук его искрился серебряной чешуей, — теперь ты готов говорить, не изображая из себя античного героя, — Нук невесело усмехнулся и добавил, — все они тоже очень любили кричать, угрожать и махать руками. Невоспитанное племя.

Генри молчал, следя глазами за его передвижениями.

— Ты еще юн и ничего не понимаешь в жизни, наученный не по тем книгам, — продолжал Нук, закидывая руки за спину, как любил делать брат Генри, и вдруг став невероятно похожим на него, — но ты быстро скидываешь чужие личины. Я не ошибся в тебе.

— Что тебе нужно?

Нук поднял брови, совсем, как брат, и улыбнулся одними губами.

— Мне нужен ты. Видишь ли, Генри… — Нук снова принялся ходить по комнате, заставляя Генри следить за его сияющей серебром фигурой, — всесилье часто идет рука об руку с бессильем. Мы, великие, питаемся чистыми душами. Чистыми, светлыми. Нет, — он рассмеялся, увидев выражение лица Генри, — мы их не едим. Мы подпитываемся от них. От тех, кто умеет радоваться, печалиться, нести радость другим. Мы лишены этого. Имея большую власть, мы не можем жить без чужих эмоций.

— Вы? — Генри смотрел, как Нук развернулся в конце залы и пошел обратно походкой его брата.

— Мы. Великие. Нас осталось мало. Надоело. Многим надоело, и они ушли туда, где нет желаний, не сумев воплотить свои в жизнь. Созданные ими цивилизации стали развиваться не так, как они желали, или рухнули, пойдя по неправильному пути. Появились люди, умеющие хорошо и правильно желать, и стали перетягивать цивилизации в свои фантазии. Вот моя, например. Тут несколько сот лет назад была большая цивилизация, хорошая. Много золота, торговли, населения. А потом… он махнул рукой, — руины остались.

— Так почему бы тебе не возродить ее? — удивился Генри.

Нук усмехнулся.

— Пытался. Притащил сюда ученого, желающего делать всем добро. И что вышло? Как только он что-то стал создавать, явилились ястребы, которые ученого убили, и готовы растерзать эту землю из-за той кучки золота, что еще она может дать. Жажда золота, желания, которые можно воплотить с помощью золота — вот и все, что есть в их душах. Пустые, черные души.

— Нечем поживиться? — засмеялся Генри.

— Нечем, — абсолютно серьезно ответил Нук, — приходится искать души в других цивилизациях. Я выменял землю на девочку, — он криво усмехнулся, — воспитывал ее, как мог. Учил всему, что она должна знать. Но душа — сложный механизм, и никто не знает, как она устроена. Душа стремится не туда, куда ее