Наследник по крови - Елена Николаева

помню, ты всегда стремился к высоким целям, чтобы не быть просто «маленьким человеком». Ты всегда был готов менять вокруг себя мир. Я видел это в тебе с самого начала твоего пути. У нас с тобой так много общего, Максим. И я безмерно горжусь тобой! Твоя мама тоже бы тобой гордилась. Земля ей пухом…

— Что?.. — я на миг теряюсь, как только отец затрагивает прошлое.

Его слова буквально опаляют мне нервы. Задевают за живое и вспарывают заскорузлые на сердце раны.

Мама…

Душа в который раз до боли сжимается.

Хорошо, что она не видит и не слышит весь этот цирк.

Мне очень тяжело говорить о маме, и я не хочу обсуждать эту тему с отцом.

Он потерял это право, когда предал её. Когда променял на шлюху, называя Владу любимой женщиной.

— Не трогай мать, — приглушённо рычу, багровея от злости. — Она — единственная, кто остался чистым воспоминанием в моей памяти. Не смешивай её со всей этой грязью!

— Сын… — произносит папа на выдохе. Его пальцы нервно трут щетину на подбородке.

Не желаю ничего слышать. Мне плевать на его оправдания. Рождение Ильи и уход отца в другую семью стали причиной болезни моей матери.

— Иди к Владе, — пресекаю наш дальнейший разговор тяжелым взглядом, ощущая, как вибрирует в руке мобильный. Я сжимаю девайс так сильно, что он почти трещит. — Оставь мать в покое.

— Однажды ты простишь меня за мой выбор и всё поймёшь, — отец с трудом выговаривает слова, как будто его горло сдавила невидимая рука.

— Смерть мамы я тебе никогда не прощу, — вытолкнув оставшуюся горечь из груди, отворачиваюсь лицом к толпе и принимаю входящий от Давида.

Глава 39

Макс

— Слушаю, — отвечаю хриплым голосом, прерывающимся из-за спазма в горле.

Воспоминания о матери всегда вызывают боль.

Она была настоящим ангелом, воплощением доброты и мудрости. Кристина ей в подмётки не годится. И я не уверен, что когда-нибудь встречу женщину, похожую на мать.

— Ты там в порядке, старик? — весело спрашивает Дава, словно уже навернул с друзьями пару бокалов шампанского. — Кристина в холле.

Равнодушно воспринимаю информацию о прибытии невесты. Это праздник Брагиной, не мой.

Для реализации моего плана мне хватило бы штампа в паспорте и ужина на двоих. Для любимой дочери депутата этого катастрофически мало.

Нужен пир с царским размахом, о котором будут судачить в СМИ, двухметровый эксклюзивный торт, три свадебных наряда от кутюр стоимостью в целое состояние и сложности столового этикета — в этом вся гребаная элита.

С шумом выдыхаю отработанный в легких кислород. Пульс выдает 90 ударов в минуту. Никаких эмоций, кроме раздражения, не испытываю. Кристина — всего лишь удобная жена.

Удивляюсь, как она мирится с моим равнодушием.

Мы даже трахаемся без чувств, на голых инстинктах, когда нужно сбросить напряжение, не целуясь, не произнося ласковых слов.

Сука… Поскорее бы этот фарс закончился.

— Решили свинтить и накидаться без меня, предатели хреновы, — проговариваю ровно, обводя взглядом толпу и не замечая фальшивых улыбок. — Где вы, черт вас дери?

И всё же я волнуюсь.

Чувствую, как по коже пробегает дрожь.

Как воздух в горле превращается в густую, раскалённую пыль. Я снова поправляю воротник рубашки.

— Да здесь мы, здесь, — торопливо отвечает Давид. — В нескольких метрах от тебя.

— Мать вашу, где это «здесь»?

Требую от друга больше информации. Народу тьма. Хрен пойми где их искать.

— На террасе, у выхода. Рядом со статуей Купидона, — грубовато смеется Руднев. — Ты видишь нас?

Натыкаюсь взглядом на пухлого херувима с луком, а затем спускаюсь вниз. Давид, разговаривая со мной, делает селфи. Стас вдохновенно сосётся с какой-то моделью на камеру, тиская её задницу.

Эффектная девушка. Красное платье на ней сидит, как вторая кожа. Облегает изящные формы: бедра, попу, пышную грудь…

— Вижу, — сухо отзываюсь.

— Отлично! — выдаёт Руднев. — Сейчас заберу Илону и займём со Стасом наши места.

Давид отключается, а я не могу оторвать взгляд от спутницы Черкасова.

Медленно убирая мобильный в карман брюк, изучаю её.

«Кто она?» — задаюсь вопросом, ощущая за грудиной волнующие вибрации.

Слишком знакомые черты…

Сходство с Иванной настолько разительное, что сердце само по себе выдаёт под ребрами серию глухих ударов.

Блядь… Блядь…

Это какой-то злой рок — видеть её в каждой незнакомке. Хотеть её до безумия и не иметь возможности прикоснуться.

«Это не Ива», — нервно усмехаюсь, обманывая себя.

«Откуда ей здесь взяться?»

Ощущения её присутствия усиливаются. Атмосфера сгущается. Кровь в венах закипает. В каждой клетке моего онемевшего тела усиливается жар.

Глядя на знакомый цвет локонов, собранных в идеальную прическу, я с трудом делаю вдох. Воздух застревает на уровне кадыка, а сердце, словно вырвавшись из оков, одним мощным толчком ударяется о грудную кость.

Ива…

Профиль один в один.

Нет смысла себя обманывать. Мои инстинкты кричат об этом с той самой секунды, как только я её увидел.

У меня не может быть зрительных галлюцинаций.

Это она. Я узнаю её из тысячи. Я помню каждый изгиб её стройного тела, её гибкую спину, изящную талию, шикарную грудь, которая сейчас выглядит лучше, чем прежде. Помню тонкий аромат её бархатистой кожи. Вкус её пленительных губ…

Стас наклоняет девчонку ниже. Отрываясь от её рта, ведет губами по скуле, целует тонкую шею за ухом. Девочка трепещет в его руках, а я закипаю. Глядя на открывшееся бедро, с трудом подавляю вспышку ревности.

Сука!

Отчего я хочу их обоих убить?

Обезумевший до изломанных бровей и расширившихся зрачков, пялюсь на бесстыжее представление и горю в аду.

Чертов херувим довольно усмехается и словно подъёбывает своим лукавым взглядом, мол, смотри Макс, какая охуенная у Черкасова блядь!

Значит, на на студентку друга потянуло? Зелёную, неопытную в минете…

— Пиздец… — хриплю, растирая ладонью грудак под горлом.

Только не Стас.

Сука, только не Черкасов!

А с хера ли?

Она же чётко дала понять, что эта роль её не устраивает.

Лёгкие разрывает от резкого вдоха. Вспышка ярости ослепляет глаза.

Морщусь, вспоминая разговор в бане, и становится дурно до тошноты от планов лучшего друга:

«— Так я теперь свободен. Ты её ножки видел? А грудь! Ни грамма пластики. Всё своё. Натуральное. Девочка красивая, свежая. Как Джульетта у Шекспира. Научить её сосать как следует и получать удовольствие не составит труда».

«Долбаный Ромео!» — рычит во мне разбуженный зверь.

Значит, ради Камиллы её сюда припёр? Или правда захотелось чего-то особенного? Не приторного. Не такого, как у всех.

Но почему Ива?!

Сука, ты, Черкасов!

Он её