Неистовые. Из огня да в полымя - Алиса Перова

Дайте мне белые крылья, — я утопаю в омуте,

Через тернии, провода, — в небо, только б не мучиться.

Тучкой маленькой обернусь и над твоим крохотным домиком

Разрыдаюсь косым дождём… Знаешь, я так соскучился!

Знаешь, я так соскучился,

Знаешь, я так соскучился,

Знаешь, я так соскучился,

Знаешь...

Глядя на прикрывшего глаза Кирюху, я почти уверен, что он не останется у меня — сорвётся к своим девочкам. И в эту минуту я очень его понимаю, потому что у меня тоже есть девочка, так похожая на прекрасного нежного ангела… пахнущая, как дьявольский соблазн, и вызывающая во мне такую мучительную и свирепую жажду, что ожидание кажется невозможным.

Я покидаю гостиную, извлекаю из заднего кармана мобильник и жму на номер Стефании. Длинные гудки звучат в унисон с песней Макса, и, когда я уже не надеюсь, что мне ответят, из динамика раздаётся едва слышное:

— Гена?..

— Это я, мой Ангел… знаешь, я так соскучился.

Глава 25 Стефания

За окном в странном свете фонаря искрится снег — неживой и пугающий. И это холодное пятно света кажется страшнее и безнадёжнее, чем темнота, простирающаяся за ним и утопающая в ещё более густой тьме — там, где непроглядный лес сливается с чёрным небом, отгораживая наш маленький кусочек вселенной от всего мира сплошной непроницаемой стеной. Погружая меня в долгую зимнюю ночь.

Ночь… обостряющая чувства, обнажающая боль и страх, сводящая с ума. Раздающая по заслугам, умножая чьё-то счастье… или одиночество. Мудрая и жестокая ночь. Укрывающая смелых и пожирающая слабых.

Я жду её каждый день, чтобы сбежать и спрятаться от всех… и каждый раз боюсь оказаться слабее, чем вчера.

Каждое утро я даю себе обещание не оглядываться, не вспоминать, не рисовать того, кто стал моим наваждением. Я рву очередной рисунок и бросаюсь в новый, полный звуков и красок день, вытесняя из памяти навязчивые черты, улыбку, голос, запах…

А потом снова наступает ночь… и я беру карандаш и рисую снова. Наверное, я могла бы нарисовать ЕГО с закрытыми глазами, ведь всё то, что я упрямо гоню днём, остаётся запертым в сердце. А к ночи ноющая боль разъедает засовы, высвобождая навязчивый, почти осязаемый морок.

Вот такая она, моя любовь.

Я бежала, спасаясь от неё, и ненавидела эти бесконечно долгие праздники. Я переклеила обои в своей и Сашкиной комнатах, перестирала и переутюжила все шторы, связала километровый радужный шарф и построила во дворе снежный замок с горками. Я вычистила и облагородила все собачьи вольеры в приюте, проштудировала брошюрку автолюбителя и научилась парковаться не хуже Айки. Я даже начала танцевать под Сашкину сумасшедшую музыку! И, надо же, — это реально спасает.

Но настоящей отдушиной стала «Гейша», наполненная жизнью, смехом, дразнящими ароматами и не позволившая мне хандрить. Обычно с пяти вечера мы отпускали сменщиц и до закрытия работали в паре с Наташей, но уже вторую неделю по вечерам я справляюсь одна. Боюсь, я потеряла не только напарницу, но и единственную подругу.

Наташа так и не простила мне наш короткий роман с Генкой. И я себя не простила. Мучилась все эти дни... сто раз пыталась позвонить подруге, но так и не решилась. Потому что не знаю правильных слов, способных меня оправдать, и потому что, продолжая думать о Генке, я не перестала быть предательницей.

Отвернувшись от окна, я беру в руки телефон и в очередной, сто первый раз, пересматриваю новогоднее видео. Тогда тоже была ночь — очень яркая и щедрая — лучшая ночь в моей жизни.

Перематываю снова и снова… Из-за летящих снежных хлопьев Генка щурится и морщит нос — это так смешно и мило. Стоп. Какая же у него улыбка — открытая, озорная и невозможно притягательная. Я изучила каждую чёрточку его лица и, проводя подушечками пальцев по экрану, так мечтаю вернуться в ту удивительную ночь и ощутить тепло ЕГО кожи, дыхания, взгляда.

«Я люблю тебя», — шепчу, глядя в его глаза.

И вдруг… картинка меняется. Генкино лицо становится ближе и улыбается мне во весь экран.

Увязнув в своих фантазиях и ощущениях, я не сразу понимаю, почему… что произошло? И только звук возвращает меня в реальность.

ОН мне звонит?

— Это как б-будто волшебство, — произношу вслух, но, опомнившись, принимаю вызов и подношу телефон к уху.

Рваные звуки гитарных струн… и грубоватый красивый голос доносит до моего слуха смутно знакомые слова песни:

«Так почему же мы всё разбегаемся прочь, зная в каком направлении наша любовь?!»

Невероятная ночная магия!..

— Гена?.. — от волнения получается очень тихо, но он меня слышит.

— Это я, мой Ангел… знаешь, я так соскучился.

Это прозвучало с таким пронзительным отчаяньем — в самую сердцевинку души.

Меня словно ледяной водой окатили и тут же закутали в пушистое тёплое покрывало. Но, согреваясь, я всё ещё продолжаю дрожать. Эмоций так много!.. До спазмов в пересохшем горле… до слёз, застилающих глаза… и электрических иголочек по коже от звука ЕГО голоса… от этих слов, что эхом продолжают звучать под гитару…

«Знаешь, я так соскучился…

Знаешь, я так соскучился…

Знаешь…»

Я тоже хочу сказать… должна сказать, как сильно я скучала… невозможно!

Но невозможно сказать и не расплакаться. И так, как это сделал он, у меня тоже не получится. Так я могла бы только прикоснуться к нему.

— Стефания…

— Как х-хорошо, что ты мне п-позвонил.

Сморгнув слёзы, я развернулась к окну… и там тоже всё изменилось. Дымчатые облака рассеялись, а на небе зажглась огромная золотая Луна. И её переливчатый свет разрушил чёрную стену, сделав эту ночь мягкой и волшебной.

Глава 26 Стефания

Прошедшая ночь, как и несколько предыдущих, оказалась бессонной. Наш разговор с Геной получился коротким и неловким — мы больше молчали, чем говорили. Я — потому что никак не получалось справиться с волнением. Но Боже мой!.. в моём молчании неистовствовал такой шквал эмоций, что пылали щёки, слабели ноги и сердце колотилось, как безумное. Мысленно я кричала Генке: «Приезжай! Забери меня прямо сейчас! И пусть между нами будет всё, что захочешь! Ведь и я этого очень хочу».

Я не знаю, почему молчал он… возможно, тоже волновался. Но Генка сказал самое главное —