Обольщение - Лера Виннер

Монтейн криво усмехнулся, тоже ненадолго оторвавшись от мяса.

— Я что-нибудь придумаю.

Его беспечность должна была бы вогнать меня в отчаяние, но, вопреки всем доводам разума, я ему верила.

Раз от раза он делал даже больше, чем я могла ожидать, и если он не считал нужным беспокоиться…

— Скажи, — я облизнула враз пересохшие губы. — Это больно?

Теперь он развернулся ко мне всем корпусом, окинул внимательным напряжённым взглядом.

— Это не самая приятная процедура. И несколько дней после ты будешь очень слабой. Возможно, нам даже придётся вернуться сюда, чтобы ты смогла спокойно прийти в себя. Но герцог Бруно, насколько мне известно, достаточно деликатный человек, чтобы быть осторожным, насколько это возможно.

— Ты точно не можешь сделать это сам? — об этом спрашивать точно не следовало.

Я посмотрела ему в глаза, надеясь, что хотя бы смотрю не с мольбой.

Мне не хотелось даже ненадолго разлучаться с ним, и было абсурдно страшно.

Вильгельм с сожеланием покачал головой и отвернулся первым, как будто ему было стыдно.

— Нет. У меня нет такой власти. Я делал подобное, но для деревень. Когда было так же, как здесь, — он посмотрел вокруг, показывая, что имеет в виду. — Твои кровные родственники заключили этот договор, ты отказалась выполнять свою часть. Формально он имеет право требовать платы, и на то, чтобы справиться с ним, нужна другая сила.

— Та, что способна стереть кого-то в порошок? — я едва слышно закончила за него.

Монтейн кивнул, и на долю секунды мне померещилась в его лице печальная беспомощная злость. Как будто он отчаянно искал выход, на пределе своих возможностей пытался придумать что-то, что избавило бы нас от визита к герцогу Керну, но не мог найти.

Я потянулась, накрыла ладонью его руку.

— Значит, потерплю сколько придётся. Ты ведь будешь неподалёку.

Как я ни старалась, это превратилось в полувопрос.

Нам было хорошо прошлой ночью и днём, но я вполне отдавала себе отчёт в том, что не была первой женщиной в его жизни за последние десять лет. Чёрный Барон уж точно не жил монахом, и мало ли, с кем, когда и где…

С его стороны было бы более чем разумно передать меня герцогу и уехать по своим делам. Даже если он потом вернётся…

Я сделала короткий судорожный вздох, поняв, какую глупость сказала, а Монтейн подвинулся ближе. Он положил ладонь на моё лицо, вынуждая поднять голову, и погладил больши́м пальцем губы.

— Я всё время буду рядом с тобой. Даже если мне не позволят присутствовать во время обряда, я буду ждать тебя за дверью. Не бойся, рыжик.

Это обращение было настолько дурацким и трогательным одновременно, что я невольно засмеялась, а потом поцеловала его ладонь.

— Не буду.

Такое же бессмысленное и нелепое вышло обещание.

Монтейн коротко и ласково коснулся губами моих губ, а после отстранился, чтобы снять с огня еду.

— Могу я тоже кое о чём тебя спросить?

Его тон прозвучал полушутливо, словно разговор должен был пойти о какой-то ерунде, а потом и вовсе превратиться во флирт, но сила во мне шелохнулась, предчувствуя неладное.

Мысленно послав её к чёрту, я отложила нож и пересела ближе к барону.

— Конечно. Ты можешь спрашивать о чём хочешь.

Монтейн кивнул, подвинул поближе ко мне тарелку, и я первым делом потянулась к хлебу, оставшемуся противоестественно свежим.

— Ты говорила, что какой-то малый из твоей деревни рассказал тебе обо мне.

Он тоже начал есть, оставаясь при этом абсолютно спокойным.

— Да, — я ответила, едва прожевав. — Мигель. Он много времени проводит в городе, а потом рассказывает нам всякие небылицы. В то, что он болтает, обычно поверить сложно.

— Вот как? Любопытно, что же он говорил обо мне? — он почти засмеялся и налил нам вина́.

Костёр уютно потрескивал рядом, ужин был вкусным, рядом с Монтейном я чувствовала себя в полной безопасности. Так легко оказалось расслабиться, чуть откинуться назад, чтобы лучше его видеть.

— Говорил, что ты живёшь вечно, потому что не можешь умереть. Что ты водишь дружбу с чертями, но даже они тебя боятся. По правде сказать, я была почти уверена, что барон Монтейн — глубокий старик, проводящий свою жизнь в странствиях, и заядлый путешественник. Но не предполагала, что ты окажешься… Таким.

Он кивнул, принимая такой ответ и продолжая задумчиво жевать.

— Значит, ты получила не совсем то, чего ожидала.

Я пожала плечами, соглашаясь без слов, а мгновение спустя кусок встал у меня поперёк горла.

— Что ты имеешь в виду?

Чтобы не закашляться, мне пришлось сделать большой глоток вина, а на лице Вильгельма не дрогнул ни один мускул.

— Пока я лечил людей в твоей деревне, всё время думал: как же так получилось? На них напала страшная и неизвестная болезнь, но никто от неё не умер. Да и случилось это аккурат в то время, когда я был поблизости, и Старейшина смог меня позвать. К тому же болели в первую очередь дети. Как будто всё само сложилось так, чтобы я не смог оказаться и вынужден был свернуть к вам.

Теперь он смотрел на меня прямо, не ожидая, не спрашивая, а меня начали холодеть руки.

— И к какому выводу ты пришёл?

К счастью, голос прозвучал спокойно. Быть может, чуть более напряжённо, чем следовало, но ведь объективно у меня был повод насторожиться.

А у Монтейна не было никаких доказательств. Он мог рассчитывать только на моё слово, и если слово это будет «нет», он просто забудет об этой истории, спишет её на чудесную случайность, вмешательство судьбы… что угодно.

Он качнул головой, словно согласился с тем, что его попытка провалилась. Отпил вина́, а потом спросил прямо:

— Это ты наслала на свою деревню мор? Не рискнула звать меня сама, не зная, с кем придётся иметь дело, но сделала так, чтобы я приехал.

Земля и небо поменялись для меня местами.

Достаточно было удивлённо моргнуть и засмеяться. Или с предельной серьёзностью отрицательно покачать головой. Заверить его в том, что мои возможности не так велики, а знаний у меня просто не хватило бы.

Вместо всего этого я молчала, продолжая смотреть ему в лицо.

— Никто бы не пострадал. Даже если бы ты не приехал, я прекратила бы это в любую минуту.

Он выдохнул так резко, что я невольно шарахнулась назад, а потом провёл ладонью по волосам, убирая их со лба, и поднялся.

— Чёрт побери, Мелли!

Чего в его