Обольщение - Лера Виннер

И я очень быстро потеряла счёт тому, сколько раз выкрикнула его имя.

Выкрикнула или выстонала — было уже неважно.

Он безупречно подгадывал момент, дожидался, чтобы щекочуще-сладкое, ни с чем другим несравнимое по своей силе, засасывающее, как воронка, ощущение в моей груди начинало нарастать. Оно становилось почти нестерпимым, и тогда барон останавливался. Давал мне немного отдышаться и начинал сначала.

Впервые касаясь моего тела, он безупречно знал, как именно заставить меня потерять и память, и волю. Когда я начинала сходить с ума от его губ, он отстранялся, чтобы заменить их пальцами, заставить меня почти скулить от того, как много и как мало одновременно всего этого было.

Мне казалось, что это длилось вечность.

Когда он поцеловал меня чуть выше, в низ живота, потом в бедро, в ушах у меня звенело, по вискам стекал пот, и мир сузился до размеров нашей кровати.

— Уил… — я позвала его, почти обессилев, сама толком не зная, чего именно от него хочу, и облизнула пересохшие губы.

Он откликнулся сразу же, подался навстречу, крепко, почти до боли сжав моё бедро.

Короткий поцелуй чуть ниже груди, потом в плечо.

Я погладила его спину раскрытыми ладонями, и сразу же задохнулась от заставившей меня на секунду оглохнуть и ослепнуть боли.

Из глаз брызнули неконтролируемые слёзы, потому что я всё-таки пропустила момент.

Он уже был во мне и никуда не спешил.

Первым ощущением, пробившимся ко мне из реальности ещё одну вечность спустя, стало мягкое поглаживание. Лоб, щека… Волосы.

Монтейн утешал меня этими прикосновениями, но смотрел так внимательно.

— Потерпи немного. Сейчас пройдёт.

Стараясь не сделать ни одного лишнего движения, он поцеловал меня под подбородком, потом в шею, и можно было просто лежать, наслаждаясь этой лаской, и привыкать.

Вместо этого я провела дрожащими пальцами по его виску, из последних сил привлекая его внимание, чтобы сказать то, о чём до всего сказать не успела.

— Тебе надо знать. Я была в доме травницы и… — дыхание всё же сбилось. — Я выпила отвар. Ничего не случится. Я в самом деле не собиралась от тебя беременеть или…

Поцелуй, которым он меня заткнул, оказался глубоким и влажным. Я не могла понять, что именно он значил, но отвечала на него со всем пылом, а Монтейн начал двигаться во мне.

Так медленно поначалу, но постепенно всё ритмичнее.

Я бездумно вцепилась в его плечи — наверняка до отметин, до боли.

Он не возражал.

Только тихо и коротко застонал сквозь зубы, как будто ему тоже было больно, а потом поцеловал в плечо быстро, как будто невпопад. А потом приподнялся, опираясь на руку, слегка сменил положение, и я вскрикнула от неожиданности, потому что это оказалось уже за гранью всего мыслимого и возможного.

Невыносимо хорошо.

Моё тело отзывалось быстрее разума, и как будто знало само — что делать, как реагировать. Мне оставалось только уходить в этот омут с головой, доверчиво цепляясь за Монтейна. Давиться раскалённым и влажным воздухом, и целовать его куда придётся, когда удастся дотянуться.

Всего на долю секунды, но мне показалось, что именно так умирают люди, но барон перехватил мою руку, снял её со своего плеча и переплёл пальцы, прежде чем прижать в перине.

Сквозь затянувшую взгляд алую пелену я успела увидеть, как его ладонь охватило то самое белёсое пламя, как оно перекинулось на меня, но не причинило боли, заиграло вместо этого на кончиках пальцев.

Монтейн глухо застонал снова, навалившись на меня всем телом, сделал ещё несколько отчаянно сильных движений, и жизнь окончательно разделилась для меня на «до» и «после».

Глава 14

Всё ещё лёжа под ним, обессилевшая, опустошённая, я чувствовала, как горячая скользкая влага стекает по бёдрам, и думала только об одном: он так и не оставил меня одну.

Не поспешил встать, не отодвинулся. Только продолжал гладить моё лицо легко и ненавязчиво, хотя сам дышал так тяжело, почти болезненно.

Не задумываясь о том, как это будет выглядеть и как окажется воспринято, я развернулась и обняла его, уткнувшись в его бок, потёрлась о него кончиком носа, и Монтейн тут же обнял меня в ответ.

Он всего на секунду, но поднялся, чтобы укрыть нас обоих одеялом — чтобы по постепенно остывающей влажной коже не бежал неизбежный холодок, и чтобы мне не было неловко приходить в себя обнажённой.

Я не знала, что ему сказать, да и он молчал тоже, только продолжал гладить меня так нежно, что всё, кроме этих прикосновений сделалось неважным.

В этой сладкой полудрёме я снова услышала над ухом тихий, чуть-чуть неровно хрипловатый напев. Он безумно фальшиво мурлыкал мне на ухо песенку о счастливой любви, о девушке, отказавшейся от знатной фамилии ради прекрасного, но бедного пастуха и ни минуты в своей жизни не жалевшей об этом, и именно под эту песенку я уснула, как под лучшую колыбельную, и сны мои снова были спокойными и мягкими, а пробуждение оказалось таким же приятным.

На полу в спальне лежал широкий и приветливый солнечный луч, а с улицы доносился такой знакомый стук топора.

Я позволила себе несколько минут полежать, смущённо и сча́стливо улыбаясь от того, как сладко тянуло все мышцы в теле, а потом, наконец, села, прижимая одеяло к груди.

Моя рубашка аккуратно лежала на стуле, и я, не желая того, всё-таки покраснела, раздумывая, как лучше поступить. Надеть её и дойти до колодца? Или забыть о неудобствах и необходимости вымыться и одеться полноценно?

Что, если барон успел пожалеть о том, что было вчера?

Если так, почувствовать себя неловко мне придётся в любом случае.

С этим можно было только смириться, и я всё же предпочла обойтись рубашкой — в конце концов, отвернуться или отойти он точно не откажется.

Час был уже поздний, но сегодня я хотя бы не проспала до вечера, да и в теле ощущалась приятная лёгкость и пустота. Как будто вместе с моей невинностью Монтейн забрал ещё и невидимую огромную занозу, мешавшую мне ходить и дышать ровно.

Что бы он ни решил, о чём бы ни думал, проснувшись первым, себе я пообещала, что не стану ни о чём сожалеть.

Выйдя босиком, я остановилась на пороге дома, ища его глазами, а найдя, улыбнулась, прежде чем успела опомниться.

Вильгельм колол дрова. Он делал это ловко и уверенно,