Развод. Горький яд моей мести - Милана Усманова

Он раскатал на большом обеденном столе огромный лист ватмана из тубуса.

– Я привык работать по старинке. Мне нужно видеть картину целиком. Сейчас вы – мой главный свидетель и главный следователь. Ваша задача нарисовать мне карту их мира. Каждую деталь. Каждого человека.

И я начала. Сначала было трудно. Руки дрожали, когда я чертила первую схему – совет директоров. Марк. Я. Еще трое номинальных акционеров, его старых приятелей. Затем пошли отделы. Финансовый, юридический, проектный, строительный. Я рисовала квадраты и соединяла их линиями, как комнаты и коридоры в большом здании.

Закревский сидел рядом, слушал и задавал вопросы.

– Кто возглавляет финансовый?

– Станислав Громов. Человек Марка, со студенческих лет. Предан ему, как пес.

– Юридический?

– Ольга… – я запнулась.

– Понятно. Дальше. Кто имел доступ к финансовым документам, кроме Громова?

– Его заместитель и два ведущих бухгалтера.

– Имена. Характеристики. Слабости. Привычки. Долги. Любовницы. Всё, что знаете.

Я закрыла глаза, чтобы вспомнить. Не лица, а функции. Не людей, а элементы конструкции. Моя память, натренированная хранить тысячи деталей проектов, начала выдавать информацию. Я рисовала и писала. Через час весь лист ватмана был покрыт схемами, именами и пометками. Это была карта минного поля.

– Вот, – я ткнула пальцем в небольшой квадрат, примыкающий к финансовому отделу. – Павел Воронов. Молодой парень, около тридцати. Пришел к нам три года назад. Тихий, исполнительный, очень амбициозный. Около года назад Марк неожиданно повысил его до старшего бухгалтера, хотя Громов был против.

– Почему? – тут же среагировал Закревский.

– Громов говорил, что у Павла не хватает жесткости. А Марк сказал, что ему нужен «гибкий специалист для особых поручений». Я тогда не придала этому значения.

Я замолчала, вспоминая еще одну деталь.

– Примерно полгода назад я проверяла смету по объекту в «Сколково». Нашла расхождение по поставкам материалов. Небольшое, процентов на десять, но оно было. Я вызвала Павла, он принес документы. Я спросила его, почему акты подписаны задним числом. Я никогда не видела такого страха в глазах у человека. Он что-то лепетал про сбой в системе, про аврал. Громов тогда быстро вмешался, сказал, что сам разберется. И вопрос замяли.

Закревский медленно кивнул. Он подошел к ватману и обвел имя «Павел Воронов» красным маркером.

– Вот он. Первый, по которому мы ударим.

– Вы думаете, он станет говорить? – с сомнением спросила я. – Его Марк раздавит.

– Говорить – нет, – ответил адвокат. – Ломаться да. Такие, как он – не злодеи. Они трусы. Он боится Марка, но я уверен, что тюрьмы он боится еще больше. Марк его подставил так же, как и тебя, просто в меньшем масштабе. Он сделал его соучастником, чтобы держать на крючке. Нам не нужно, чтобы он дал показания против Марка. Нам нужно, чтобы он дал нам то, что спасет его собственную шкуру. Документ. Пароль. Запись.

Он посмотрел на меня своими пронзительными глазами.

– Сейчас ваша задача – составить на этого Павла полное досье. Где живет, с кем спит, где пьет кофе, о чем мечтает. Вы, как архитектор, должны узнать о нем все, вплоть до трещин в фундаменте его личности. А я подумаю, каким инструментом мы будем вскрывать эту конструкцию.

Он ушел, оставив меня в тишине квартиры, наедине с огромной картой моего рухнувшего мира. Но теперь это была не просто карта руин. Это был генеральный план предстоящей битвы. И имя первой цели было обведено красным.

Тут впервые за сутки дал о себе знать пустой желудок, он протяжно заурчал, требуя пищи. Я, взяв из пачки денег, принесённой Закревским, пару купюр, накинула плащ и вышла из дома. Пора купить продуктов, приготовить завтрак, принять душ и почувствовать себя снова человеком.

Глава 5

Вторая ночь в бабушкиной квартире была такой же бессонной, как и первая. Я лежала на старом, скрипучем диване, укрывшись колючим шерстяным пледом, и смотрела в потолок, на котором плясали тени от уличных фонарей. Тишина здесь была другой, нежели в моей квартире, на двадцать пятом этаже, когда Марка не было дома. Там она была звенящей, стерильной, давящей. Здесь живой, наполненной дыханием старого дома: тихим скрипом паркета, гудением старого холодильника «ЗиЛ», далеким шумом лифта в подъезде. Каждый звук был якорем, цепляющим меня за прошлое, за жизнь, где не было ни Марка, ни Ольги, ни той черной дыры, в которую превратилось мое настоящее.

Не в силах больше лежать, я встала. Босые ноги ощущали прохладу старого, но идеально уложенного еще дедом паркета. Не включая свет, я подошла к книжным полкам. Здесь пахло пылью и временем. Мои пальцы скользнули по корешкам: Пушкин, Достоевский, а рядом толстенные технические справочники по статике сооружений. В нижнем ящике я нашла то, что искала. Мой старый университетский альбом для эскизов.

Я села прямо на пол, прислонившись спиной к дивану, и открыла его. Первые страницы занимали неумелые наброски капителей и арок, сделанные на первом курсе. А дальше шли проекты, которые горели во мне. Эскизы экодома с зеленой крышей, наброски футуристического моста, похожего на скелет гигантской птицы. В этих линиях была мечта, была страсть, было чистое творчество. Именно эту девушку, горящую своим делом, когда-то встретил Марк. Он восхищался моим талантом. А потом научился его продавать. Постепенно мои эскизы мостов сменились чертежами элитных жилых комплексов. Моя страсть стала продуктом. Супруг называл это успехом. Сейчас я понимала, что это было первое, самое незаметное предательство.

Я захлопнула альбом. Прежде чем начать искать уязвимости в чужом плане, я должна была найти их в своем.

Как я, архитектор, помешанный на деталях, могла подписать бумаги не глядя? Я снова и снова возвращалась в ту ночь. Сев за кухонный стол, закрыла глаза и заставила свой мозг работать так, как он привык. Я начала мысленно реконструировать те документы. Я видела их перед собой. Белая, плотная бумага формата А4. Фирменный логотип «Строй-Инновации» в верхнем левом углу. Я могла почти прочесть стандартную «шапку» договора. Моя память, привыкшая держать в голове сотни узлов и сопряжений, восстанавливала картину с пугающей четкостью. Я представила стол, лампу, стопку бумаг. Я «приблизила» изображение в своей голове. Шрифт – Times New Roman, стандартный двенадцатый кегль. Поля выверены до миллиметра. Все выглядело безупречно. Ольга всегда была перфекционистом.

И тут я вспомнила главное. Сноски. Я заставила себя «посмотреть» вниз страницы. Там, под основной частью текста, шел блок, набранный восьмым кеглем. Почти нечитаемый. В нем наверняка и крылись дьявольские формулировки. «…полная материальная и юридическая ответственность по всем операциям, указанным в