Жена для Императора морей - Ева Кофей

Кот разрывается на берегу, и это заставляет русала отвлечься и слегка отстраниться.

— Да что я сделаю-то! — вскрикивает Люба. — Отпусти! Немедленно! А то… А то я… Ай, ну тебя, отпусти!

В стороне от них раздаётся всплеск. Русал оборачивается на шум и видит уже знакомую Любе русалочку с зелёными волосами.

Она с опаской поглядывает на Любовь, но протягивает на ладони пару золотых чешуек короля. И русал отпускает Любу, подбирается к «девушке» и придирчиво рассматривает её золото. После чего принимается ухмыляться. И собирается вернуться к Любе, когда русалочка спешно, от греха подальше (о людях она слышала много всякого) скрывается под водой.

Кот же продолжает бегать по берегу, истошно мяукая и дыбя влажную шерсть.

Люба пыхтя и едва ли не плача от усилий убегает так далеко, что никакие волны не смогли бы достать, но даже тогда продолжает тащиться вперёд, опасаясь нападков ветра…

Она планировала сразу же поехать пристраивать сокровища, но теперь это вряд ли возможно.

— Арктур, — забегает в номер, — всё пропало, нас раскрыли! Русалка показала ему, русалу какому-то, твоё золото, теперь они знают, что ты жив!

Он тревожится, это видно по глазам. Но быстро берёт себя в руки.

— Ты уверена? Она не должна была. Обряды священны. Ты тоже не должна была видеть её лица… Кто бы ни приплыл, не сказал бы никому, что дал тебе драгоценности.

Люба снимает с себя мокрое платье почти что на входе, и оно комом валится на пол. Тяжёлая сумка оказывается там же.

Холодно.

Она пробегает мимо него в открытом купальнике и забирается под одеяло.

— Ну, про то, что отдала — да. А про монеты, почему не должна была? И как я не подумала… Если она могла опознать тебя по монетам, если могла сказать остальным, то зачем так рисковать? Ты же скрываешься!

Арктур со вздохом опускается на дно.

Он чувствовал, как волнуется море. Видел, как меняется погода. Обдумывал уже, как выбраться из этого бассейна и добраться до родной воды, чтобы защитить Любу, если она в опасности. С трудом удержался от этого порыва, успокаивало то, что Люба жива. Бусы на его шее, её бусы, были тёплыми и не становились прохладнее, как было бы, будь она ранена. Хотя это и не точный показатель…

О, как Арктур себя винит!

Он прикрывает веки и на пару минут погружается в мрачные и тяжёлые мысли.

Не стоило отправлять человечку к морю. В любом случае не стоило, пока он всё ещё слаб и заключён в единороге…

— Обряды священны, — повторяет он. — Русалка право не имела никому ничего рассказывать, если не видела твоего лица. Но ты ведь не отнимала руки, она не утащила тебя под воду? Как тогда?

— Даже не верится, что она могла утащить! — легкомысленно усмехается Люба. — Она ведь так испугалась, когда меня увидела… Бедняжка!

Арктур едва ли не вылезает из бассейна. Выглядит он серьёзно и даже холодно.

— Любовь, — гремит его голос, — ты была в опасности, как можно быть такой лёгком…

Нет, он не может ругаться на неё. Да и в чём человечка виновата? Мало знает, не всё понимает.

Ни рыба ни мясо…

Таких беречь надо.

— Ничего, — произносит он уже мягче. — Ничего страшного. Разберёмся. Не император я, что ли?

И опускается на дно. Подумать.

— А что не так? Арктур, — зовёт его. — Я не убирала руку, я всё сделала так, как ты велел!

— А если бы ты нырнула, а там не русалочка пугливая, что не ожидает такого, а чудище морское, которое мясо любит? Ладно я ещё, правила все эти, интриги и прочее. А о себе чего не думаешь?

— Мне было любопытно, — Люба утыкается носом в подушку, — и у неё оказался очень миленький хвостик!

Арктур не может сдержать умиления. Хотя тут бы отчитать её, неразумную, а не…

— Ты очень добра, вот зла и не видишь… И думаешь обо всех хорошо, видно. Но русалки, не рыбки, моя милая Камбала…

— Что делать-то будем?

Она поднимается и открывает шкаф, чтобы выбрать себе наряд.

— Я подумаю. Возможно, близко к людям никто всё же не подойдёт. Межвидовые войны устраивать очень энергозатратно. Мы скрываем обычно своё существование от людей, во избежание всяких, кхм, недоразумений. Посмотрим…

Люба выбирает весёленький красный костюм из шорт и топа с принтом пальмовых листьев и оборачивается на Арктура.

— Прости, я не подумала, что это как-то влияет, но, — тут же добавляет строго, — тебе нужно было предупредить меня, почему нельзя что-то делать, а не давать голую инструкцию, которую можно трактовать по-разному.

— Да, — не спорит он, — поэтому и не виню тебя. В любом случае я рад, что ты вернулась невредима и… Принесла? Сокровища.

— А? Да, — легко отвечает она, будто это последнее, что её интересует, — я собиралась сразу же пойти превращать их в деньги, но теперь… как тебя оставлять?

— Ступай, главное к морю не подходи, — разрешает он, невольно скользя по ней мерцающим взглядом. — Всё в порядке.

— Ты уверен? Я даже не знаю…

— Уверен… — и кивает уже более уверенно. — Ступай, я буду ждать тебя здесь.

— Кстати, насчёт ступания… — заводит она разговор, пока ещё спокойный, по пути до ванной, — почему тот русал был сначала… ээ, на ногах?

— Он из высших, непростая рыба. Конечно мог и на ногах. Хотя это и нелегко. Разные способы есть.

Она останавливается.

— Значит, — стреляет в него взглядом в упор навылет, — и ты тоже можешь?

— Конечно, — невозмутимо отзывается он.

Она отбрасывает одежду на кровать и подходит к нему.

— И? — тыкает пальцев в морду единорога.

— И ничего, — получает очередной лаконичный ответ.

— То есть я тебя тащила сюда, заставила тащить тебя и Вову, возилась с бассейном, водой, боялась, что ты усохнешь… И сначала ты мне говоришь, что ты, блин, можешь если что и ветрами повелевать и морями, так на минуточку. А теперь и ноги для тебя — не проблема!

Он смотрит на неё и молчит. А когда заговаривает, то выглядит вальяжным и… нарочито ленивым.

— Не желаю я тратить силы ради опорок. Что бы вот ты