Венчание - Галина Дмитриевна Гончарова

— А когда прознают про наше участие?

— Кто им скажет? Не сама я договаривалась, брат Сары помог.

— А он тебя не выдаст?

— Побоится. Да и Сара… нет, не рискнет он.

— Ну, когда так…

— Только так, Варенька.

Варвара руки сложила.

— Пусть это будет началом искоренения язычества на землях росских. Я за это помолюсь.

— Помолись, сестричка. Пусть у нас все получится…

Главное в любом деле — его правильное и благочестивое название, конечно. И сразу все становится намного пригляднее.

* * *

Кто бы боярича Заболоцкого в гриме-то признал? Да никто! Волосы ему в черный цвет выкрасили, бороду окладистую приклеили, в сапог орешек подложили, чтобы прихрамывал, вот и не признал Илью никто. По Ладоге Илюша прошел спокойно, да и в палаты государевы провел его слуга доверенный.

— Илюшенька, наконец-то!

Устинья брата встретила, на шее у него повисла с радостью. Илья сестру к себе привлек, по волосам рыжеватым погладил, потом чуточку отстранил, хотел было, Борису поклониться, но государь рукой махнул.

— Рад тебя видеть, братец.

И так это хорошо прозвучало, что невольно улыбнулся Илья в ответ, забывая обо всех титулах.

Да, государь Борис Иоаннович, а только человек же! И семья ему надобна, и жена любимая, которая не предаст, и прочая родня, с которой хоть ты и поссоришься, и поругаешься всласть, а все одно они за тебя стоять до конца будут.

Илья и стоял бы с радостью. А только, чует сердце, не затем его позвали.

— И я рад…

— Борисом зови, — понял государь его колебания. — Когда не на людях, то можно.

— Очень рад, Борис. Устя у меня хорошая, тревожится за нее душа. Знаю, ты сестру не обидишь, а все одно сердце не на месте.

— После того, что случилось — понятно, — Борис только рукой махнул. Конечно, не все ему Устинья рассказала, не о многом осведомлен был Борис. И о том, что Илье скрываться надобно, тоже знал. В ведовские дела Устинья мужа посвящать до конца не стала, сказала только, что через родную кровь можно порчу навести, но от такой и защититься можно, вот, как она мужа защитила. А от чего защиты нет, так от порчи на смерть. Ежели кто Илью похитит, да в жертву принесет, тут и Устю достать могут, и Аксинью. Сестер бросить Илья не решается, а только и подставляться ни к чему.

Государь это воспринял чуточку отстраненно, разве что плечами пожал. Так-то, положа руку на сердце, это дела волховские, его они не слишком касаемы. Вот когда враг на Россу придет — ему в бой идти, а ведьмы… ну так что же? Бывают они, встречаются, извели их волхвы — порадоваться надобно. Никто не жаловался?

Вот и хорошо, далее уж не его забота.

А ежели считает Устя, что брату ее покамест лучше прятаться… опять-таки, нигде не сказано, что всех ведьм перевели, но и с этим волхвы тоже справятся, дайте время.

— Илюша, может, и тебе теперь уехать? Сделано главное, померли обе ведьмы, а тебе теперь опасно в городе. Не дай Бог, увидят!

— Мне и сюда приходить опасно было, так что же?

— Сюда не так опасно, и провели тебя потихоньку, и сам на себя ты не похож. Но вечно ты ж не станешь в Роще прятаться, может, и правда, поехать тебе за Марьюшкой?

Илья разгневался так, что сестру даже встряхнул слегка.

— Ты меня что — слизняком ненадобным считаешь⁈ Я не мужчина, что ли⁈

Обиделась Устинья, ногой топнула.

— О тебе забочусь, поросенок! Ну и о себе тоже, случись что, побегу я тебя выручать!

— Да скорее я тебе на помощь сорвусь! Скажите, какая у нас тут богатырша выискалась, не иначе дева-поляница родилась?

— Илюшка!

— У меня тут две сестры! Куда я из Ладоги⁈ Вокруг Машеньки сейчас народу достанет, а я еще и тут пригожусь тебе!

— Я о своей жене позабочусь, — Борис улыбнулся, на жену поглядел ласково. Илья потупился, как-то и забыл он, что не просто зять у него, а государь росский, потом все ж решился, плечи расправил, поглядел прямо.

— Верю, Борис. А все одно, останусь. Так мне спокойнее будет, за себя я постоять могу, глядишь, и вам помогу чем.

— Спасибо тебе, Илья.

Переглянулись мужчины, симпатию друг к другу почуяли. Нет пока еще дружбы между ними, нет еще родства настоящего, а вот симпатия есть уже. Понимание, ответственность за семью свою, за близких, это обоим важно. А на этом фундаменте хороший дом построить можно.

Все у них хорошо будет, когда живы останутся.

Глядишь, и подружатся.

* * *

— Не получилось у меня с мощами, магистр. Теперь другое сделать надобно.

— Прикажи, магистр Родаль — все сделаем.

Есть в ордене магистры, есть и Великий Магистр. Вроде как и равный, но первый средь равных. А на деле-то Эваринол скажет — орден прыгать и квакать будет.

Вот и магистр де Тур слушает внимательно, понять старается. Голову наклонил, кудрями темными покрытую, брови сдвинул, низкий лобик наморщил. Силой-то Бог его не обидел, а вот смекалкой… м-да. Первое впечатление от магистра — на быка он похож, безмозглого и круторогого. А вот далее…

Не всегда магистр понимает с полуслова. И объяснять ему приходится долго и упорно, и растолковывать, но когда уж схватит он суть — только порадоваться можно…

Исполнит он все сказанное от и до. Не прибавит от себя ничего, не добавит — очень Эваринол таких уважал. Ему инициативные не надобны, вечно их потом из проблем вытаскивать не успеваешь, а то и по рукам наглым давать, только и ждут, чтобы на себя перетащить одеяло.

А Леон де Тур исполнитель просто прекрасный. Замечательный!

И взглядов придерживается правильных, никакие бабы и детишки ему глаза не застят, он и город целиком сожжет, когда Эваринол прикажет.

— Смотри, магистр. Как река Ладога вскроется, ты пройдешь по реке, отведешь корабли в стольный град Ладогу. И когда прикажет тебе наш человек, по команде его, придешь в палаты царские. Вырежешь всех, чтобы и следа царской крови не осталось там… государыня Любава и сын ее, Федор Иоаннович, те, кого помилуют они, те и остаться должны. Я тебе с собой три сотни воинов