Бывший. Неверный. Родной - Ольга Вячеславовна Тимофеева

Она разворачивается и уходит, даже не пытаясь вытереть слёзы. Ее силуэт быстро исчезает за дверью подъезда, которая с громким стуком закрывается за ней.

Я остаюсь стоять под дождём. Все вокруг кажется пустым. Ветер усиливается, холодный и резкий, как ее слова. Лужи под ногами превращаются в сплошные потоки, и кажется, что осень сама скорбит вместе с ней.

Что теперь делать? Уйти, как она сказала, и снова потерять ее? Принять ее слова как окончательный приговор и оставить ее с этим грузом боли, в которой и я виноват? Или остаться и бороться? За нее, за Колю, за нас?

Только как бороться, если она так ясно дала понять, что больше не хочет меня видеть?

В голове всплывают образы: ее лицо, искаженное болью, и Коли, который смеялся, когда учился играть в шахматы. Два мира. Один разрушенный, другой только начинающий строиться. И если я выберу одного, потеряю другого.

Да мне и не нужно это все поодиночке. Чтобы ни произошло тогда и сейчас, мы всё равно уже связаны вместе навсегда.

Я бросаю взгляд на свет в ее окне. Хочется зайти туда, постучать и сказать, что я всё равно не уйду. Но я не могу. Пока не могу.

Сажусь в машину, заводя двигатель. Ладони дрожат, но не от холода. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

Впереди долгая ночь, и, возможно, мне надо найти единственное решение для самой сложной задачи в моей жизни.

Глава 42

— Мам, а зачем ты ездила домой? — Коля смотрит на меня, и его маленькие пальцы чуть сильнее сжимают мою руку, будто он боится услышать что-то плохое.

Я делаю вдох, стараясь успокоить себя, чтобы не передать ему своей тревоги.

— Коль, мы с дедом забрали наши вещи, — перевожу взгляд на папу, который сидит на стуле рядом, — мы с тобой теперь будем жить здесь, — говорю тихо, тщательно подбирая слова. — У бабушки с дедушкой.

Коля морщит лоб, и в его глазах появляется тень беспокойства.

— А как же мои друзья? Школа?

Я провожу рукой по его голове, чувствуя мягкость его волос, и стараюсь улыбнуться.

— Найдем тебе тут новую школу, заведешь новых друзей, Коль. А со старыми сможешь созваниваться.

Он на мгновение замолкает, но затем поднимает на меня настороженный взгляд.

— А папа? Он… он тебя больше не будет обижать? — голос дрожит, словно Коля пытается скрыть свое волнение, но ему это плохо удается.

Мое сердце сжимается. Я сажусь ближе и обнимаю его, чувствуя тепло его маленького тела.

— Нет, Коль. Никогда больше, — твердо отвечаю и отстраняюсь, заглядывая ему в глаза. — Мы здесь в безопасности. Папа останется там, и теперь все будет по-другому. Давай, расскажи лучше, что ты тут без меня делал? — ищу повод сменить тему разговора, чтобы Коля лишний раз не нервничал.

— Мам, ты представляешь! Влад научил меня играть в шахматы! — Коля быстро переключается, а глаза загораются. — Теперь я знаю, как стать королём!

— Думаешь, стать королем так уж просто? — подшучивает над ним папа.

— Конечно! Смотрите, сейчас объясню, — он берет с тумбочки доску и торопливо начинает расставлять фигуры

Дедушка наблюдает за процессом с прищуром, как будто экзамен, как учитель, сейчас сдает Влад.

— Вот смотри, это конь. Он может прыгать через фигуры вот так, раз-два, и сразу на короля.

Папа качает головой, мягко поправляет его:

— Не-не-не, внучок, не спеши. Конь ходит буквой "Г", а через фигуры только перескакивает, не уничтожая их. Попробуй ещё раз.

Коля морщит нос, хмурится, но быстро берет себя в руки.

— Ладно, дед, понял. Буква "Г", так буква "Г".

Мы смеемся, а Коля, все ещё сосредоточенный, передвигает фигуры. Запах детского шампуня смешивается с больничным воздухом, создавая странную смесь тепла и стерильности.

— Так, мам, это пешки и они идут вперёд, но если слон рядом, они могут и назад. Влад сказал, это как в жизни: иногда надо отступить.

— Отступить? — вмешивается дед, и в его голосе звучит едва скрываемое веселье. — Влад тебе про жизнь рассказывал, или про шахматы?

— И про то, и про то! — Коля смеётся, наклоняя голову на бок. — А что не так, дед? Пешка ведь может отступить, если хочет?

— Пешка-то может, — папа откидывается на спинку стула, вытягивая ноги, — только это уже не шахматы, а твоё авторское право. Давай, учи маму правильно, а то она потом скажет, что ты её плохо натаскал.

Коля хмурится, пытаясь вспомнить. Его лицо сосредоточенное, серьёзное. Наконец он решительно двигает ладью.

— Тогда так! Ладья ходит прямо, а если она сильно разозлится, может прыгнуть через все фигуры. Так Влад говорил.

— Ох ты, — папа смеётся, кладя ладонь на лицо. — Влад-то чего только не говорит. Ладья злая, пешка прыгает — да это что угодно, только не шахматы!

Я смеюсь, закрывая рот рукой, чтобы не потревожить соседние палаты. Коля, будто бы совсем не обиженный, берёт ладью и протягивает её мне.

— Мам, возьми. Запомни, это ладья. — Беру в руку. — На ощупь она как гладкая башня, правда?

Фигурка тёплая, чуть шершавая на гранях, но гладкая и прохладная в основании. Я провожу пальцем по ней, ощущая, как тепло моих рук согревает её ещё больше.

— Да, как башня, я запомнила, — соглашаюсь, возвращая фигурку.

Солнечный луч ложится на кровать, ярко освещая шахматную доску. Коля, вдохновившись, продолжает объяснять мне правила, папа то и дело вмешивается, поправляет, а я с удовольствием наблюдаю за этой оживленной картиной.

В палате пахнет чем-то домашним. Или этот запах просто мы принесли из дома. Звуки шагов в коридоре и негромкие голоса врачей за дверью едва доносятся, напоминая, что мы в больнице, но здесь, в этой светлой комнате, всё кажется намного уютнее и теплее.

Папа оставляет нас и уезжает по делам, Коля идёт на обед, а я перебираю его вещи и продукты.

Мой телефон на тумбочке начинает вибрировать и от вида незнакомого номера сердце сжимается от неприятного предчувствия.

— Алло.

— Что за цирк ты устроила вчера? — грубый, раздраженный голос Алексея сразу пробивает броню моей уверенности.

— Алексей? — я выпрямляюсь, стараясь держать голос ровным.

— Ты нормальная вообще? Замки поменяла, вещи выкинула, папашу своего придурочного притянула! Я как без машины буду?

Я открываю рот, чтобы возразить, но только усмехаюсь сама себе. Это со мной он сейчас герой, вчера при моем “придурошном папаше” вел себя, как заяц трусливый.

— А ты думал, я тебе и твоим любовницам все оставлю? — спокойно отвечаю, хотя внутри закипает злость. — Я продаю квартиру.