Нежеланная жена дракона, или Император готовке не помеха! - Злата Тайна

И под убаюкивающее посапывание дракончика я наконец погрузилась в глубокий, исцеляющий сон.

Глава 35

Великий зал Драконьего Шпиля сиял, как гигантская драгоценность, огранённая светом тысяч свечей. Хрустальные люстры, обычно скрытые в полумраке, пылали, отбрасывая на стены, увешанные тёмно-синим бархатом, мириады радужных зайчиков. Воздух был густым и насыщенным сложными ароматами — не цветочным, а хвойным, с нотками мёда, воска и дымка от каминов. Я стояла наверху парадной лестницы, делая глубокий вдох. Моё «суровое великолепие» сработало — зал напоминал не вычурный будуар, а тронный зал могущественного северного короля.

Само платье было моим личным триумфом. Глубокий сапфировый бархат, почти чёрный при тусклом свете и вспыхивающий синим огнём при движении. Никаких рюшей. Только чёткие линии, подчёркивающие талию, и тонкая серебряная вышивка по подолу, изображающая не цветы, а стилизованные снежинки и сосновые ветви. В волосах — не диадема, а простой серебряный обруч. Я выглядела не как украшение, а как правительница. И по лицам придворных, встречавших меня на лестнице, я видела — они это чувствуют.

Но главным моим оружием был не наряд. Это был грим. Дюваль, заходя в «Гнездо», как-то обмолвился Ингрид, что он будет на этом приёме, так как на подписании торговых пактов с Серебряными королевствами должны присутствовать все богатые купцы. Поэтому мне нужно было замаскироваться. Я использовала самую светлую пудру, какую только нашла, скрыв румянец волнения и все следы усталости. Щёки стали фарфоровыми, почти болезненными. Губы же я подчеркнула яркой, почти киноварной помадой, а глаза накрасила тушью так, что они казались огромными и чуть неестественными, как у фарфоровой куклы. Я изучила себя в зеркало — образ был ярким, отстранённым и совершенно не похожим на ту запылённую, оживлённую женщину с запахом кофе, которой я была в «Гнезде». Даже голос я тренировала делать тоньше, выше.

Сделав последний вдох, я начала спускаться. Шёпот, пробежавший по залу, был приятной музыкой. Я шла, помня наказы Изабеллы: «Взгляд чуть поверх толпы, лёгкая, снисходительная улыбка. Вы не просите одобрения, Вы его дарите».

Первым, кого я узнала в толпе, был Люсьен Дюваль. Он стоял с бокалом вина, беседуя с каким-то сановником. Его взгляд скользнул по мне, задержался на секунду с вежливым любопытством, а затем вернулся к собеседнику. Он не узнал меня. Победа! Сердце забилось радостно.

Затем мой взгляд уловил Сигизмунда ван Дорна. Он стоял поодаль, его тощее тело было облачено в нелепо богатый камзол, расшитый золотыми нитями. Он смотрел на зал с откровенным презрением, но, когда его глаза встретились с моими, в них мелькнуло нечто — не узнавание, а скорее досада. Ему не нравилась эта эстетика. Ему не нравилось, что его обошли. Он не видел во мне Амброзию, он видел соперника, и это было даже лучше.

И, наконец, Даррион. Он восседал на своём чёрном обсидиановом троне в конце зала. В тёмных, лишённых украшений одеждах, он казался центром этого сияющего мира, его тёмным солнцем. Его драконий взгляд был тяжёлым и оценивающим. Он наблюдал. Когда наши взгляды встретились, я не опустила глаза. Я позволила себе лёгкий, почти невесомый кивок. Он в ответ медленно моргнул, и мне показалось, что уголок его губ дрогнул на миллиметр. Он заметил перемену. Он заметил мою маску. И, кажется, оценил её.

Приём начался. Музыканты, следуя моим указаниям, играли не только менуэты, но и ритмичные народные мелодии. Сначала аристократы смотрели с недоумением, но потом несколько молодых придворных пустились в пляс, и лёд был сломан. Зал ожил.

Но главным хитом стало, конечно, угощение. Когда слуги начали разносить гигантские блюда с запечённой телятиной, томлёной бараниной и дымящимися пирогами, по залу пронёсся одобрительный гул. Послы Серебряных Королевств, суровые мужчины в мехах и серебре, смотрели на еду с нескрываемым удовольствием.

— Наконец-то! — громко произнёс один из них, высокий седовласый воин, вонзая вилку в кусок мяса. — Еда, а не украшение! В ваших землях, Ваше Величество, наконец-то появился человек, понимающий толк в настоящей пище!

Я видела, как спина Дарриона выпрямилась. Он кивнул послу, и его взгляд на секунду снова нашёл меня в толпе. В нём было нечто новое — не подозрение, а… признание. Быстрое, как вспышка, но настоящее.

Именно в этот момент ко мне подплыла Меланиса. Она была, как всегда, прекрасна в платье цвета розового рассвета, но её улыбка была острее бритвы.

— Каэлина, дорогая! — воскликнула она, хватая меня за руку. — Какое преображение! Кто бы мог подумать, что в Вас скрывается такой… организаторский талант. Вы, наверное, днями не выходили из библиотеки, изучая наши обычаи и обычаи Серебряных Королевств? Это так трогательно, когда кто-то извне пытается… влиться.

Её слова были слаще мёда, но яд капал с каждого слога. Она намекала, что я чужачка, что всё это — лишь заученная роль.

Я не стала опускаться до её уровня. Я улыбнулась своей самой загадочной, «фарфоровой» улыбкой и посмотрела на неё сверху вниз, хотя мы были одного роста.

— О, Меланиса, — сказала я своим новым, тонким голосом. — Когда имеешь вкус, не нужно ничего изучать. Это как дыхание. Или чувство ритма. — Я многозначительным взглядом скользнула по её ногам, которые в такт музыке слегка притоптывали. — Некоторым, увы, это не дано от природы.

Она вспыхнула, как маков цвет. Её улыбка стала напряжённой. Эта змея хотела что-то сказать, но в этот момент к нам подошёл седовласый посол, возглавлявший представителей Серебряных Королевств, Гимильер.

— Ваше Высочество, — он склонил голову. — Позвольте выразить восхищение. Этот соус к баранине… в нём есть нотки можжевельника. Это напомнило мне о доме. Большое спасибо.

— Можжевельник и немного тмина, Ваша Светлость, — легко ответила я. — Чтобы подчеркнуть дикий дух мяса, а не перебить его.

Посол улыбнулся, его суровое лицо смягчилось. Меланиса, видя, что её атака провалилась, с фальшивым смешком ретировалась.

Весь вечер я была настороже. Я парировала колкости, поддерживала лёгкие беседы, следила за тем, чтобы гости были довольны. Я видела, как Даррион наблюдает за мной. Его взгляд был тяжёлым, неотрывным. Он видел, как я управляю залом, как легко общаюсь с послами, как заставляю смеяться даже самых угрюмых генералов. Он видел маску, но начинал подозревать, что под ней скрывается нечто большее, чем он предполагал.

И я, в свою очередь, наблюдала за ним. Видела, как к нему подходят царедворцы с льстивыми улыбками, а в их глазах читается ложь и жажда власти. Видела, как его