Нежеланная жена дракона, или Император готовке не помеха! - Злата Тайна

Облегчение, сладкое и всепоглощающее, волной накатило на меня. Война была выиграна. Мы отстояли наш дом.

— Это прекрасные новости, — выдохнула я. — Спасибо вам, месье Дюваль, за Вашу поддержку.

— Всегда к вашим услугам, — он сделал паузу, и его взгляд стал глубже, заигрывающим. — Такая победа заслуживает достойного празднования. Может, позволите мне пригласить Вас на ужин? В более… уединённой обстановке. Без призраков и дракончиков.

Его намёк был прозрачен. Дюваль привлекателен, умён, галантен. И он видел во мне равную — успешную деловую женщину. Но что-то внутри меня, при виде его улыбки, оставалось холодным. Может, это была усталость. А может… что-то другое.

— Вы очень любезны, месье Дюваль, — я улыбнулась, но в голосе прозвучала вежливая, но твёрдая отстранённость. — Но, к сожалению, сейчас у меня слишком много дел. Новые поставки, ремонт… Вы понимаете.

На лице мужчины мелькнула тень разочарования, но он тут же скрыл её под маской светской учтивости.

— Конечно. Дело прежде всего. Но я не теряю надежды. До скорого, леди Амброзия.

Он ушёл, и я снова погрузилась в работу, но странное беспокойство осталось. Оно сгустилось, когда уже под самую ночь, когда большая часть гостей разошлась и в зале царила уютная, полумрачная тишина, дверь снова открылась.

Вошедший был закутан в тёмный, простой плащ с глубоким капюшоном, наброшенным на лицо. Он был высок и широк в плечах. Незнакомец двинулся к самому дальнему, тёмному углу зала и сел, спиной к стене, окидывая взглядом помещение. В его позе была не просто осторожность, а хищная, изучающая собранность. По спине у меня пробежали мурашки.

Я отложила тряпку, которой вытирала стойку, и медленно направилась к нему. Лео, завидев незнакомца, насторожился и скрылся в стене, готовый наблюдать. Пепсомар на моём плече насторожился и тихо заурчал.

— Добрый вечер, — сказала я, подходя к его столу. — Чем могу быть полезна?

Мужчина медленно поднял голову. Свет единственной свечи на столе выхватил из-под капюшона сначала сильный, резко очерченный подбородок, а затем… знакомые, до боли знакомые черты. Капюшон упал на плечи.

У меня перехватило дыхание. Сердце замерло, а затем рванулось в бешеной скачке, отдаваясь глухими ударами в висках. Это был Даррион.

Он сидел и смотрел на меня. Его лицо, лишённое обычной ледяной маски, было усталым и невыразительным. Но глаза… его золотые глаза горели в полумраке, как раскалённые угли. Они впивались в меня с такой интенсивностью, что мне стало физически жарко.

— Я бы хотел что-нибудь… на Ваш вкус… — он произнёс это медленно, и его низкий, бархатный голос, лишённый привычной повелительности, прозвучал непривычно тихо. Последнее слово — «леди Амброзия» — он растянул, вложив в него не вопрос, а утверждение. Факт. Он знал.

Я сглотнула комок, внезапно пересохшим горлом, и кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Развернувшись, я почти бегом ринулась на кухню, чувствуя, как дрожат колени.

Он пришёл. Он был здесь. В моём мире. В моём «Гнезде». Зачем? Чтобы арестовать? Унизить? Или… Ах, так вот почему Даррион снял с меня ограничения. Он хотел проверить. Он сложил два плюс два и всё понял… Какая же я дура, раз думала, что мне удалось его одурачить!

Я отбросила все мысли. Сейчас важно было только одно — еда. Я действовала на автомате, с хирургической точностью. Выбрала лучший кусок говяжьей вырезки, тот, что я припрятала для особого случая. Щедро поперчила крупномолотой смесью, обжарила на раскалённой сковороде до корочки, оставив внутри сочащийся кровью рубин. Подача должна была быть идеальной. Я выбрала тяжёлое деревянное блюдо, положила на него стейк, несколько обжаренных на том же жире помидорок черри и веточку розмарина. К нему — кувшин доброго, крепкого красного вина, того самого, что я приберегала для себя в особенно трудные дни.

Сделав глубокий вдох, я сама понесла заказ. Даррион сидел в той же позе, наблюдая, как я приближаюсь. Я поставила перед ним блюдо и кувшин.

— Пожалуйста, — сказала я, и голос мой прозвучал хрипло.

Он посмотрел на стейк, затем поднял глаза на меня. В золотых глубинах его зрачков плясали отблески пламени свечи.

— Сядьте, — это не был приказ. Скорее, больше похоже на… просьбу? Или тихое, но не оставляющее пространства для возражения распоряжение.

Я медленно опустилась на стул напротив него, спрятав дрожащие руки под столом. Он взял нож и вилку. Его движения были лаконичными и точными, будто отточенными тысячами часов тренировок. Он отрезал кусок мяса, поднёс его ко рту. Я следила, затаив дыхание, за каждым микродвижением его лица.

Он прожевал. Помолчал. Его взгляд, устремлённый в пространство, стал острее. Император отрезал ещё один кусок. И ещё. Он ел молча, с сосредоточенным, почти животным вниманием, полностью погрузившись в ощущения. Даррион не проронил ни слова, но по едва уловимому расслаблению его могучих плеч, по тому, как блеск в его глазах из холодного стал тёплым, почти живым, я поняла — ему нравится. Нравится по-настоящему. Его внутренний дракон, ценитель простой, мощной пищи, был удовлетворён.

Пока он ел, я украдкой рассматривала его. Простая льняная рубаха, грубый кожаный жилет. Он снял с себя все регалии, всю броню, весь налёт императорского величия. Он пришёл сюда не как повелитель, а как… кто? Как мужчина? Как соперник? Как любопытствующий? Его близость была оглушительной. Я чувствовала исходящее от него тепло, слышала его ровное дыхание. Он пах не дворцом и не дорогими благовониями, а ночной прохладой, кожей и… просто чистотой. От него не пахло ни деньгами, ни властью. И в этой простой, мужской сути была дикая, первобытная притягательность. Я ловила себя на том, что рассматриваю линию его скулы, сильные пальцы, сжимающие рукоять ножа, и чувствовала, как по телу разливается странная, сладкая слабость. Ненависть и обида куда-то испарились, оставив после себя лишь это щемящее, опасное влечение и жгучее любопытство. Даррион испытывал меня, изматывал, не давая никаких объяснений своему визиту и заставляя меня теряться в догадках.

Мужчина доел, отпил вина из кувшина прямо через край, без бокала, и поставил его на стол с тихим стуком. Капля красной влаги блеснула на его нижней губе, и он провёл по ней языком — быстрый, неосознанный жест, от которого у меня похолодели пальцы.

— Сдержанно, — произнёс он наконец, и его голос вернул себе часть привычной твёрдости, но без прежней ледяной отстранённости. — Но… с характером. — Его