Теперь открой глаза - Николь Фиорина

– Я просто хотела извиниться, – повторила я и поднялась. – Спасибо за то, что позволили мне пожить тут до суда.

В воздухе повисла неловкая тишина, и я подошла к лестнице, даже оглянувшись и никак не прокомментировав бормотание Дианы. Может, остаться с Олли в отеле и было более притягательным вариантом, но если бы я это сделала, то лишь сбежала бы от своих проблем.

И я поднялась по лестнице, и громкость телевизора прибавили. Я все еще оставалась временной проблемой, которую можно игнорировать. Заменить проводку, если заискрит, и все.

Моя старая комната давно перестала быть моей комнатой. Ее переделали в гостевую спальню: на обоях красовались цветочки, повсюду стояла плетеная белая мебель, а над кроватью висела надпись «Добро пожаловать». На кровати лежало белое одеяло, и высилась горка крошечных подушек – тоже белых, плюшевых и совершенно бесполезных. В углу, там, где раньше стоял мой стол, находилась вешалка для гостей. Я была уверена, что к Джеттам никто никогда не приезжал.

Поднявшись на цыпочках, я достала из шкафа коробку со старой одеждой. Диана почти все выбросила, но кое-что все же оставила.

Я приняла горячий душ, забралась в постель и щелкала Нетфликс, пока не заснула под шоу о нераскрытых убийствах. Интересно, были ли все эти убийцы такими же, как Итан? Может, их жертвы того заслуживали…

На следующее утро я проснулась от стука в дверь. Диана вошла, даже не поздоровавшись, но я ведь не могла ей возразить. Это ее комната и ее дом.

– Снаружи тот парень, просит тебя.

Олли. Он пришел, и сердце мое сделало сальто в груди… а потом упало на спину и приземлилось на невидимый мат. Почему я так удивилась, что он пришел? Разве он мог вдруг бросить меня, как все остальные? Я втянула ртом воздух, припомнив, что должна сделать.

– Хорошо.

– В дом ему заходить нельзя.

– Хорошо… Я понимаю.

– Хорошо.

Диана ушла. И как только она исчезла за поворотом, я поспешила к шкафу, напялила через голову свитшот и натянула штаны. Кроме джинсов и свитшотов у меня ничего не осталось, но жизнь слишком коротка, чтобы обращать внимание на неудобства. С каждым шагом вниз по лестнице я все сильнее нервничала. У двери я остановилась.

Если я увижу его, то пойду с ним.

Если он заговорит со мной, я послушаю.

– Привет, любовь моя! – он улыбнулся этой своей неподражаемой улыбкой, от которой замирало сердце, и посмотрел на меня… Он посмотрел на меня взглядом, который хоть раз в жизни мечтали почувствовать на себе все девушки. С восхищением и без осуждения.

Три секунды, и один только этот взгляд напомнил мне о том, почему именно Оливер Мастерс стал моей вечностью. Он посмотрел на меня так, как делал всегда, стараясь скрыть то, как я на него влияю – щеки его покраснели, и он улыбнулся. Он не мог не улыбнуться.

– Как спалось?

– Отвратительно, – я скучала по нему.

Скучала по нашим совместным ночевкам. Олли, похоже, облегченно выдохнул.

– Мне тоже.

Между нами повисла тишина, но вовсе не неловкая. Молчание наше никогда не бывало неловким. Рядом с Олли я чувствовала себя настоящей. Рядом с ним понимала, кто я такая. Девушка, способная победить тьму, что брала над ней вверх. А раз я способна на такое, то я способна вообще на все. Рядом с Олли я готова была сражаться с чудовищами, видеть свое будущее и стать лучшей версией себя. Но я хотела, чтобы у меня все это получалось и без него.

– Могу я свозить тебя на завтрак?

Я оглядела его с головы до ног. Порванные черные джинсы я узнала: он вечно носил их в Долоре. Я выдергивала из них ниточки – у коленки, когда нога его подпрыгивала из-за большой толпы в столовке, – брала ручку и писала наши имена в прорехах, прямо на его коже, когда мне становилось скучно. И он позволял мне все это, потому что знал, как мне сложно просто сидеть на месте. А вот серое худи под джинсовой курткой и белые ботинки были новыми. Пока Итан держал меня у себя, Олли нашел время на магазины.

– Мия…

Я резко подняла на него взгляд.

– Мне нужно больше времени. Не одна ночь.

– Могу я прийти попозже?

Я качнула головой.

– Это пытка, – признался он, переступив с ноги на ногу.

– Возвращайся завтра.

Может, для него в этом не будет никакого смысла. Но для меня он был.

– Я приду. Завтра, – повторил Олли.

Я начала закрывать дверь, но он поднял руку и приложил ее к дереву, останавливая меня.

– Я приду, Мия. Я буду приходить каждое утро. Буду здесь, пока ты не найдешь то, что ищешь.

На следующее утро

Большую часть жизни я была активной и утром, и ночью. Я могла не спать всю ночь и говорить с ночным небом, моим лучшим другом. До Долора я выпрыгивала из окна в липкие летние ночи и лежала под звездами на колкой, неудобной гальке и задавала вопросы, на которые не могли ответить ни учебники, ни Гугл. Например: была ли Земля девятым черновиком Бога, потому что Венера оказалась слишком горячей, а Марс – слишком холодным? Может, в первый раз у него просто не получилось. Существовала ли параллельная вселенная с другой Мией в других обстоятельствах: где дядя никогда ее не домогался, мама выжила, у нее была куча друзей и она ходила на вечеринки в выпускном классе? И как именно человечество выдумало слово «сырость»?

Ночь никогда мне не отвечала, только слушала. Потому мы, наверное, и ладили так хорошо.

Я так и не нашла того, с кем могла бы говорить, пока не услышала голос Олли. Он быстро украл звание лучшего друга у ночного неба: он слушал меня ночами напролет, когда я забиралась к нему через вентиляцию.

«Земля – это девятый черновик Бога?» – спрашивала я его.

«Ничто не идеально, Мия, а вот Бог – да. Он все делает не без причины. Может, остальные восемь здесь для баланса».

«Существует ли параллельная вселенная?» – мучала я его в форте из простыней, который мы придерживали руками.

«Если такая и есть, надеюсь, там я тоже встретил тебя. Надеюсь, мы с тобой вместе в каждой вселенной».

«И что вообще творится со словом «сырость?».

«Просто «слизь» уже заняли».

И засыпать, когда у меня не оставалось вопросов, было легко. С Олли казалось, что все будет в порядке, даже если ответы на все вопросы найти нельзя. Рядом