Теперь открой глаза - Николь Фиорина

в его комнате и смеялись всю ночь напролет, лежа под тонкой простыней и говоря обо всем, что мы сделаем, где побываем. В другую секунду мне хотелось забежать в дом отца и разработать план, чтобы жить всю жизнь одной: может, я могла бы петь за деньги на улицах. И тогда меня больше никто не предаст.

Олли сидел в кресле водителя в черном худи и серых спортивных штанах, которые очень часто носил. Я видела его в такой одежде много раз. Он выглядел очень уставшим, кажется, даже похудел. Прическа его изменилась: стала короче на висках, а наверху подлиннее. Да, его зеленые глаза оставались такими же: добавилось лишь облегчение, которое светилось в них всякий раз, стоило ему со мной заговорить.

– Я остановился в отеле неподалеку, – наконец произнес он. – И хотел бы, чтобы ты поехала со мной.

Его слова застряли в моей глотке. Мне не хватит вдоха, чтобы подумать об этом предложении.

– Я пойму, если ты не захочешь, – продолжил он. – Тебе нужно время, но утром я вернусь. И на следующее утро тоже, и так далее, пока ты не поймешь, что я никуда не денусь.

– Хорошо, – только и смогла выдохнуть я.

Олли сжал переносицу, и сердце мое ухнуло куда-то вниз живота. Он пытался держаться и быть сильным, но это явно разрывало его изнутри. Вместо того, чтобы отыскать свою невесту, он нашел девочку со сломленным духом. И на этот раз я не хотела, чтоб он сам возвращал меня. Мне хотелось найти в себе силы вернуться самой. Хотелось знать, что я на такое способна.

– Я влюблен в тебя, Мия, – голос его дрожал от чувств. – И всегда буду тебя любить. Вечность. Безумно. Тебе не нужно задавать лишних вопросов, что бы ни случилось. Поженимся мы или нет, мы всегда будем вместе. Понимаешь?

Я кивнула. Нижняя губа задрожала, глаза горели. Мой сломленный дух делал его лишь сильнее. Вера Олли пошатнулась, но все еще верит в нас – за нас обоих. Он выдавил из себя улыбку и выдохнул.

– Хорошо. А теперь хорошенько выспись. А рано утром увидимся вновь.

Я не ответила ему тем же. Не поцеловала Олли на прощание.

Я слишком боялась. Если наши губы встретятся, я тут же понесусь с ним в отель. А если я так поступлю, то никогда не узнаю правды. Зависима ли я от других людей? Нужно ли мне полагаться на других, чтобы стать счастливой? Или мне хватило бы на это собственных сил?

Когда Итан бросил меня, я словно оказалась на дне бездонной ямы. Шутка в том, что я ударилась о твердую поверхность.

И я узнала о себе три вещи. Во-первых, я совсем не социопатка – и никогда ею не была. Во-вторых, я вечность буду любить Оливера Мастерса. И, в-третьих, я не знала, кем была без него.

И третий номер меня будто под дых ударил. Потому мне и нужно было время. У Оливера было будущее и без меня. Мечты, жизнь и карьера… У меня ничего этого не было. И я не знала, чего хотела. До сего момента. Часть меня завидовала ему, а другая очень им гордилась. Я не могла злиться на Оливера за то, что он последовал за своей мечтой, но это лишь напомнило мне о том, насколько я не состоялась как личность. С Итаном я хотя бы могла отвлечь себя фальшивым чувством значимости. С ним я бы пряталась, притворялась и врала себе – но хотя бы делала это не в одиночку.

Олли остался ждать на дороге. Я поднялась по ступенькам и открыла дверь дома моего отца: тот сидел на бежевом диване из микрофибры перед телевизором и смотрел игру Стилерз. В руке он сжимал стеклянный стакан: тот стоял на столике рядом. Отец чуть наклонился, чтобы увидеть, кого это принесла нелегкая.

Диана выглянула из кухни – в руках она держала тряпку.

– Мы уже поели. Я не привыкла готовить на троих, так что тебе придется сварганить что-нибудь самой, – она забросила тряпку себе на плечо. – Ты теперь взрослая, Мия. Сможешь о себе позаботиться.

Светлая голова ее снова исчезла в кухне. Другого я от нее и не ожидала.

– Все в порядке, – я сделала шаг к гостиной, пройдя мимо нее. – Я все равно не голодная.

– Решила поголодать? Или просто ленишься? – услышала я из кухни.

И замерла на полпути, сжав руки в кулаки.

– Просто устала, – выдавила я.

Уже почти шесть тридцать, значит, в Великобритании ближе к двенадцати. Да, я устала, но с отцом придется поговорить. Мы не общались с самого моего возвращения: я избегала обоих, чтобы придумать, что им вообще сказать.

Диван наш был в форме буквы L, и я упала на подушку по другую сторону от отца. Он посмотрел на меня, и я почувствовала себя так, словно оказалась под микроскопом. Я сунула руку под бедро, чтобы не дергаться.

– Прости.

Отец схватил пульт с подлокотника и убавил звук. Лучше бы он этого не делал: я не горела желанием, чтобы нас услышала Диана. Не то встрянет еще посреди разговора. Кустистые брови отца поползли вверх, и он скрестил ноги.

– За что ты извиняешься?

Я не знала, за что извиняюсь. Просто хотела помириться с ним, раз уж теперь я снова живу под его крышей. Ему и так нелегко пришлось: их с Дианой брак пострадал из-за меня. Я этого и не замечала… пока со мной не случился Долор и сердце мое не оттаяло. А может, со мной просто случился Олли. Или они оба.

– За то, что все так вышло. Что все дошло до такого.

– Спасибо, Мия.

Я услышала смех Дианы, и от звука его внутри все сжалось.

– Брюс, не ведись на это. Мия – прекрасный манипулятор, она постоянно этим занимается. И извиняется только потому, что ей больше некуда пойти. Двадцать лет, а ничего за душой нет.

Диана снова засмеялась, и смех ее отдавался эхом от безжизненных белых стен дома. Возможно, я этого заслуживала. Я десять лет превращала их жизни в ад ради собственного удовольствия.

Прежде я бы ответила какой-нибудь колкостью. Сострила бы. Может, прокомментировала бы, что Диана и дня в своей жизни не работала и жила на деньги со страховки матери. Они оплачивали ее маникюр и уроки йоги… такого от меня и ждали. Отец посмотрел на меня, словно слова эти вот-вот сорвутся с моих губ… Из кухни доносились приглушенная песня и звон посуды в раковине.

«Оставленный в пустыне.