Теперь открой глаза - Николь Фиорина

Говорить нам всегда было легко, потому что мы выкладывали все карты на стол и редко когда скрывали что-то друг от друга. Но я все же не стал рассказывать ей обо всем. Мне стоило поведать ей о банде Звеньев, о том, что я заключил ради нее сделку с дьяволом, но если я расскажу ей, то все изменится. Все станет сложнее. И потому я напомнил ей, что готов ждать сколько угодно. Что я останусь с ней столько, сколько потребуется.

Похолодало, а Мия все еще не встала с лавки, не позволяла мне дотронуться до нее, не позволяла обнять. Было больно, но Скотт очень постарался. Как же трудно было видеть ее такой – такой далекой, такой напуганной, шагавшей по краю. Она смотрела на меня, только чтобы я не исчез. Я хотел спросить ее, касался ли он ее там, где касался я. Касалась ли она его так, как касалась меня, но сейчас не время. Да и что это изменит?

– Я так злюсь, – прошептала она.

Она все еще гладила меня по волосам, будто бы это помогало мне оставаться настоящим. А я вцепился руками в лавку по обе стороны от Мии.

Ее гнев разрывал мою душу на кусочки и в то же время дарил ощущение целостности… я чувствовал себя мазохистом. Ноги онемели от того, что я стоял на коленях так долго, но я не мог подвинуться – боялся, что она уберет руки.

– Мия…

Она покачала головой и убрала пальцы.

– Я никогда ни в ком не нуждалась. Ни для того, чтобы чувствовать себя в безопасности, ни для того, чтобы быть счастливой. Мне было хорошо, я могла позаботиться о себе… потому что мне было все равно. А теперь мне не все равно, и внезапно мне приходится полагаться на других. На Итана, на тебя. Я ненавижу себя за то, что не смогла защититься. Ненавижу, что стоит нам с тобой разлучиться, и боль жрет меня изнутри, будто я умираю медленной, особо мучительной смертью. Ненавижу, – она повысила голос, и я боялся ее признания и боялся того, что оно со мной сотворит. – Я больше не хочу ни от кого зависеть – только от самой себя. Я хочу сама принимать решения. Хочу сделать что-то сама, бороться за себя, заслужить победы. Я больше не хочу быть слабой.

Мия выдохнула – белый прохладный дым.

– Не знаю. Не получается думать. Я так зла, что хочется кого-нибудь ударить. Причинить кому-нибудь боль. Я так зла, что хочется кричать. Да… – она посмотрела на меня, хватая ртом воздух и яростно рыдая. – Я хочу, черт подери, кричать.

Мне так сильно хотелось поцеловать ее, чтобы заглушить царящий в ее разуме хаос. Мия дышала слишком часто. Слова путались. Итан сломал ее и заполнил ее голову сомнениями и неуверенностью. Мне хотелось приставить к его горлу нож за все ту боль, что он заставил ее пережить. Он разрушил ее. В своей истеричной буре Мия попыталась вдохнуть и посмотрела на меня отяжелевшим, отчаянным взглядом. И я впервые не понимал, как ей помочь. Но слова уже слетели с моего языка – словно рефлекс.

– Кричи, Мия.

– Что?

– Кричи. Нас здесь двое, так что давай. Не сдерживайся, – я кивнул, надеясь, что это сработает.

Мия резко вскинула голову, нахмурила брови… ветер разметал пряди ее волос по лицу. Я взял ее за руку и помог подняться на лавочку, к перилам. Мы оказались слишком близко к обрыву, и я встал позади нее, пока она пыталась сделать вдох. Я посмотрел на заходящее за рваной линией гор солнце, подался вперед, закрыл глаза и прошептал ей на ухо:

– Отпусти.

Мне хотелось, чтобы она рассыпалась на части. Чтобы упала на меня.

Ей было трудно, но я был к этому готов.

Мне хотелось, чтобы мои гиперчувствительные сердце и душа стали для нее фильтром.

А потом Мия схватилась за поручни – костяшки ее побелели – и вечерний воздух прорезал крик. Боевой клич разнесся по долине, и весь мир стал ей свидетелем, а гора – ее сценой.

Крик пронзил мне душу, прошил насквозь всего меня. Он забрался мне в кровь, тек по венам, заставил прослезиться. Я держался за нее, и грудь мою будто бы вскрыли, и я поверил, что Мия обладает силой двигать планеты и останавливать время. Такой могучей она была. Мия кричала, потому что ей было больно. И она хотела, чтобы все вокруг чувствовали ту же боль, что и она. И я почувствовал ее.

Мия кричала, потому что думала, что сломана. Но я никогда не сбегу от нее.

Она кричала, пока крик не превратился в рыдания, и она не упала в мои объятья, и я качал ее на ветру.

– Ты можешь потерять рассудок, Мия, но меня ты не потеряешь никогда.

Тринадцать

Себя легче всего потерять в ком-то другом.

И найти – тоже.

Оливер Мастерс

Мия

Оливер Мастерс прилетел в Америку. Его взятый напрокат «хэтчбэк» стоял на дорожке у дома моего отца.

После того как я накричалась, мы отправились домой и ни слова не произнесли по дороге. И мне стало от этого легче. Меньше чем за шестьдесят секунд вся ярость и боль, которые скопились во мне за последние две недели, вылились из меня через горло. Мне было так хорошо… я никогда не чувствовала себя так хорошо. Олли всегда знал, что мне нужно.

Олли припарковался за машиной отца, и мы несколько минут сидели в уютной тишине. Прежде чем покинуть Долор, мы строили планы о том, что сбежим и поженимся. Будущее казалось свободным и открытым любой возможности. Оно принадлежало нам.

Но за две недели многое могло измениться.

Итан заставил меня сомневаться в верности Олли. В его любви. Итан заставил меня поверить в собственную слабость. В то, что он был нужен мне, чтобы выжить… но это было до того, как он сбросил меня, словно бесполезную карту в игре в покер. Словно джокера. В голове все путалось, и я больше не знала, чему верить. Я даже себе не могла довериться. В одну секунду мне хотелось броситься на Олли и умолять его стереть последние две недели и отвести меня в Гилдфорд, где мы бы танцевали