Её Сиятельство Графиня - Лика Вериор

— Я видела одного нашего общего знакомого сегодня…

— Дамы, — неожиданно возникший Безруков лучисто улыбнулся и поклонился. — Милая Катерина, позвольте мне поговорить с графиней tête-à-tête? Это о-очень важно!

Мы с Катей переглянулись.

— Ваше сиятельство, я позже вам всё расскажу, — она взволнованно коснулась моей руки и удалилась.

Странным образом с Безрукова медленно сползал лоск, на щеках появилось что-то на подобии румянца.

— Что-то случилось, Виктор Викторович?..

— Нет… Точнее, да! — голос показался мне слишком звонким, и мужчина тут же добавил, откашлявшись: — Прошу простить мне эту нервозность…

— Конечно. Продолжайте, будьте любезны, — стало неловко. Я заметила краем глаза, как медленно к нам подобрался Илья — он не вмешивался, встал в нескольких шагах спиной, подслушивая.

— Знаете, я ведь уже говорил вам, что вы стали моим лекарством от праздного существования, сделали меня лучше…

— Ну что вы…

— И рядом с вами я чувствую себя совершенно иным человеком, более достойным, — он нервно провёл рукой по зализанным назад волосам. — И я бы хотел чувствовать себя так всю жизнь…

— Виктор Викторович, вы, право, достойный человек — один из достойнейших, каких мне довелось повстречать, — я всё не понимала, к чему он ведёт.

— Я молюсь, чтобы вы искренне так считали.

— Конечно искренне!

— Я… мне… — он тяжело вздохнул, посмотрел в потолок, собираясь с мыслями. — Я хотел бы поговорить с вами лично, прежде чем посылать сватов… чтобы не ставить вас в неловкое положение…

Уставилась на него во все глаза — да чего же ему от меня надо? Какие ещё сваты? Неужели ему понравилась Лара? Или кто-то ещё, кто мог повстречаться ему в моём доме?..

— Лизавета Владимировна, — он вытащил из кармана небольшую бархатную шкатулку, — я бы хотел, чтобы вы стали мне женой.

От удивления я не нашлась, что сказать. Безруков тем временем открыл шкатулку, показав мне чудесной работы брошь — россыпь подснежников.

— Вы для меня — как этот цветок, такое же необъяснимое чудо, совершенно хрупкое, но столь сильное, что способно цвести даже из-под тяжёлой снежной перины.

— Вы даже не видели меня никогда, — сказала совсем не то, что должна была.

— Мне это совсем не важно, отныне — не важно. Вы самая прекрасная женщина, которая когда-либо мне встречалась, и мои чувства искренни уже только потому, что я полюбил вас, не зная вашей красы.

Он так и стоял с протянутой шкатулкой, ожидая ответа. Впервые я посмотрела на него как на мужчину: красивого, молодого. В свои двадцать четыре Виктор отличался обезоруживающей искренностью и, хоть и казался со стороны поверхностным, на деле обладал чуткой натурой. С удивлением для себя я обнаружила, что в него запросто можно было бы влюбиться, но…

Но слишком поздно. Он появился в моей жизни уже тогда, когда для него не осталось места, и совершенно несправедливо с моей стороны будет ответить ему согласием. Отчего-то я точно знаю — Виктор будет хорошим супругом, даже удобным, не ограничивая меня в делах, и всё же…

Нет, он слишком хорош, чтобы обрекать его на брак с женщиной, чьи мысли и сердце — как бы я ни старалась это преодолеть — с другим.

— Вы прекрасный человек, Виктор Викторович, — проговорила мягко, но одного лишь этого было достаточно, чтобы его плечи опустились — понял, он сразу всё понял. — Вы так хороши, что я не смею ответить вам согласием.

— Нам хватит одной лишь моей любви, — проговорил он уверенно. — А его вы забудете — совсем скоро забудете!

Мне стало удушающе стыдно — я чувствовала, как покраснели лицо и шея, сердце сбилось с ритма. Как очевидны оказались мои чувства — их не скрыли даже вуали!

— Простите, — прошептала. Стало тошно. — Я буду бесстыдна, — опустила голову, — и попрошу вас — несмотря на мой отказ, останьтесь мне другом.

— Это честь для меня, Лиза, — нежное обращение словно молнией прошлось по телу. Боже, как ужасно мне стало от того, что слышать я его хотела совсем от другого!

«Лиза, я люблю вас!» — голос князя вытеснил все мысли. Я постаралась прогнать это воспоминание, тряхнув головой, но меня лишь сильнее затошнило.

— Мне нужно на воздух… — пробормотала и устремилась прочь, оставив Виктора Викторовича стоять в одиночестве. На секунду обернулась и увидела, как он, ссутулившись, смотрит на брошь, а после, убрав шкатулку в карман, уходит в противоположную сторону.

Сердце страшно болело.

Неожиданное препятствие чуть не сбило с ног. Рука в перчатке придержала под локоть, я подняла голову…

И снова чуть не упала! Показалось — передо мной видение. Князь, не дающий мне покоя, гадкий предатель, хозяин моего разума, стоял передо мной — не менее удивлённый, чем я.

Но это не видение. Разве можно почувствовать видение наощупь? Вдохнуть горьковатый аромат парфюма? Ощутить тот жар, который так старалась забыть?

Демид Воронцов вернулся в столицу — эта данность свалилась на меня непосильным грузом. Очевидно, именно об этом пыталась предупредить меня Катя, и как печально, что не успела. Если бы у меня была хотя бы секунда, чтобы подготовиться, я осталась бы жива.

Но секунды не было.

Сердце моё больше не стучало — устало замерло, не желая боле стараться для своей безумной хозяйки.

— Прошу меня простить, сударь, я была неосторожна, — прошептала и, вырвавшись из случайных объятий, устремилась прочь.

Я бежала изо всех сил. Казалось, на меня давит всё — стены, потолок, даже собственная одежда. Мир вокруг стремительно сжимался, грозясь растоптать, уничтожить.

Туфля предательски слетела, но я оставила её, вскоре скинув и вторую — сумасшедшая Золушка, только жизнь моя — далеко не сказка, и князь — не прекрасный принц.

Чудом нашла свой экипаж, забралась в него, и, захлопнув дверь, громко расплакалась. Горе смешалось с радостью, обида с тоской, а злость — с благодарностью. Чувства безобразной симфонией бросали сердце из стороны в сторону, скручивали желудок, обжигали тело. Меня тошнило и трясло, слёзы укатывались за шиворот, ткань платья промокла, натирала, кожа щипала и чесалась, горела. Плачь перешёл в истерику, а затем — в секунды нездорового спокойствия, чтобы вскоре я вновь взорвалась слезами — и так, покуда они не закончились.

К приходу Ильи я успела создать образ спокойствия, но всё ещё предательски шмыгала, готовая в любой момент вернуться к истерике.

— Ты из-за Безрукова? — он сел напротив. Без слов — поставил на пол мои туфли.

— Нет.

— О ком ты «забудешь»?

— Я не хочу об этом говорить.

Больше Илья вопросов не задавал и в салоне воцарилось напряжённое молчание. Мне было так плохо, что стыд перед братом отступил