Вторая жена. Ты выбрал не нас - Оксана Барских

Дети пока спят, так что я угощаю его чаем, параллельно готовя овсяную кашу на молоке.

– Подвело вас ваше агентство. Вы хоть дозвонились до них? Что там случилось?

– Дозвонился, – кивает Макар и делает глоток обжигающе горячего чая. – Они принесли извинения, вернули деньги, но толку? Такое происходит впервые, и они сами не понимают, что случилось. Может, вы и правы. Что-то могло случиться с няней, мне она показалась женщиной ответственной.

– Сколько ей лет?

Меня смутила его оговорка про женщину. Почему-то я думала, что такой бизнесмен, как Плесецкий, нанимает скорее молодых девушек.

– Почти пятьдесят.

Я вздергиваю бровь от удивления.

– С некоторых пор весь мой наемный персонал строго старше сорока, – усмехается он, отвечает на мой невысказанный вопрос.

– Почему?

С моей стороны бестактно спрашивать такое, но, видимо, Макар Власович слишком устал, чтобы анализировать уместность или неуместность моего поведения.

– Девушки детородного возраста чаще устраиваются работать на мужчин моего положения с одной целью. Найти себе папика или мужа. Кто на что способен.

Некоторое время я молчу, а затем спохватываюсь, чуть не забыв про овсянку. Проверяю детей, а они, оказывается, уже проснулись, и тихонько играют с игрушками Амины.

– Папа пришел? Мне надо собираться?

Гордей спросонья выглядит нахохлившимся воробышком, и я не могу не отметить, что он не особо горит желанием уезжать домой. Становится его жаль, ведь воспитательница похоже была права насчет его матери. Отец же занят работой и оставляет его на попечение посторонних людей, и мальчику явно не хватает внимания и любви.

Так что мне становится понятно его поведение в саду, ведь своими выходками он пытается привлечь внимание своего отца. Это как сигнал СОС, который его отец, кажется, не замечает.

Таковы, наверное, все мужчины. Им кажется, что достаточно зарабатывать деньги и обеспечивать детей, а всё остальное неважно.

– Сначала покушаем кашу, а потом будешь собираться. А пока умывайтесь, детки. Амина, покажи всё Гордею, хорошо?

Дочка с серьезным видом кивает, а вот Гордей нехотя идет за ней. Видно, еще не помирились.

– Гордей кашу не ест, весь в меня пошел, – усмехается Макар, когда я раскладываю овсянку по тарелкам, и я едва сдерживаю улыбку. Ну хоть что-то отец знает о своем сыне.

– А вы пример ему подайте, и тогда всё он будет есть. Тут главное как, не детей воспитывать надо, а себя. Они с нас пример берут.

Мой голос становится менторским, и я уверенно кладу одну из тарелок около Плесецкого, не слушая его возражений, что он мужик и каши по утрам не ест.

– Вы не встанете со стола, пока не съедите всё до последней крошки.

Не знаю, что на меня находит. Но Плесецкий на удивление перестает артачиться и вместе с сыном, который с удивлением поглядывает на него, доедает кашу.

Меня же накрывает странными эмоциями. Давно позабытыми. Когда-то я также готовила с утра завтрак для всей семьи. Для себя, Амины и Саида.

В сердце слегка кольнуло при этих воспоминаниях, ведь несмотря на предательство, когда-то мы и правда были счастливы.

Чувство возникает вдруг, словно это когда-то было не со мной, а с кем-то другим. Хотела я этого или нет, но за эти полгода я изменилась, но вот заботливая женщина во мне умереть не смогла, как бы я ее не вытравливала. Может, оно и хорошо, ведь рано или поздно я снова захочу выйти замуж. Нехорошо будет, если я стану вести себя, как стерва. Дуть на воду, обжегшись на молоке.

Дети, позавтракав, убегают обратно в детскую. И если Амина просто стесняется малознакомого дядю на нашей кухне, то вот Гордей явно чего-то боится.

– Совсем вы сына запугали, – говорю я вдруг вслух, и мои слова Плесецкому явно не нравятся.

– С воспитанием своего сына я разберусь сам, Дилара Хамитовна! – жестко осекает он меня, и я дергаюсь, чувствуя, как пылают щеки.

Он четко очертил границы, за которые мне заступать нельзя, и я молча киваю, сглатывая ком. Неприятно получать щелчком по носу, но мне и правда не стоило комментировать методы его воспитания.

Между нами повисает неловкость, и когда раздается трель дверного звонка, я с облегченным вздохом практически выбегаю из кухни. Даже не задумываюсь о том, кто мог придти в такую рань, да еще и в субботу.

Открываю дверь и сталкиваюсь лицом к лицу с тем, чье появление хоть и было вопросом времени, всё равно оказалось неожиданным.

– Ты? – выдыхаю я и хочу уже было в порыве гнева закрыть дверь, как он хватает ее с той стороны и открывает нараспашку.

– Нам нужно поговорить, Дилара. И ты впустишь меня в квартиру, я хочу увидеть свою дочь!

Он рявкает так, будто это я виновата в том, что они не виделись полгода. Словно это я отняла у него права на отцовство. В груди разливается горечь, тело сжимается будто обручем, и я сиплю, не в силах ему ответить.

На шум выбегают дети, а следом из кухни появляется Плесецкий. Я ошиблась, посчитав, что он той же комплекции, что Саид. Нет. Он гораздо крупнее.

Глаза бывшего мужа при виде другого мужчины в моей квартире наливаются кровью, и я делаю шаг назад. Слишком хорошо помню, как безобразно он себя ведет, когда выходит из себя.

Становится страшно, и я задвигаю детей себе за спину, чтобы они не стали свидетелями мордобоя.

Глава 30

– Не успела развод получить, как по рукам пошла?! – рычит Саид, бычась, и уверенным шагом полноправного хозяина входит в мою квартиру.

Я отступаю, заставляя детей отойти подальше, но сказать ничего при этом не могу. Язык будто прирос к нёбу, и всё, что я могу – это испуганным взглядом наблюдать за тем, как в мою квартиру вламывается мой бывший, которого бы век не видеть.

– Пошел вон по-хорошему, мужик, пока я тебе при детях челюсть не свернул, – угроза из уст Саида звучит устрашающе, и любой на месте Плесецкого бы испугался.

Обычно мужчины, на которых наезжал Саид, всегда шли на попятную, стоило им увидеть его комплекцию или узнать его имя, но в случае с Макаром эта стратегия, как оказалось, не работает. Ему всё равно, кто такой Саид, из