Навсегда моя - Инна Инфинити

с машинками, позабыв, что пять минут назад больно ударился и плакал. Я возвращаюсь в свою спальню и снова беру в руки телефон. Горло стянуло колючей проволокой. У меня еще есть шанс остановиться и не читать дальше. А лучше безвозвратно удалить Катино письмо. Но я разблокирую экран и продолжаю читать.

«Через год после смерти Матвея погиб мой второй брат Дима. Оказалось, что у его новой дорогой машины были неисправны тормоза. Дима разбился насмерть после лобового столкновения с другой машиной. В том автомобиле тоже погибли люди: семейная пара.

Итальянская полиция окрестила виновным в аварии моего брата. Если бы каким-то чудом он выжил, то его бы осудили. Но моя семья знала: это было убийство. Севастьян Терлецкий пришел за вторым человеком из моей семьи. Он хладнокровно спланировал и осуществил убийство Димы, приведя его автомобиль в неисправность. У Димы остались жена и дочка. А у той семейной пары, что погибла во втором автомобиле, остались двое несовершеннолетних детей.

Знаешь, что я любила делать после Диминой смерти больше всего? Просматривать одно публичное выступление Севастьяна в качестве губернатора, на котором он уверенно заявлял о необходимости бороться с преступностью. Это было так смешно. Человек, совершивший два хладнокровных убийства (а если считать погибшую семейную пару во втором автомобиле, то четыре убийства), рассуждает о борьбе с преступностью. А о том, что он первый, кого нужно посадить пожизненно, он, конечно не думал.

И все же у меня к тебе вопрос, Элла. После стольких убийств Севастьян спокойно спит по ночам?».

Я убираю телефон в сторону и вытираю заплаканное лицо. У меня есть ответ на Катин вопрос.

Севастьян спит по ночам не просто спокойно. Севастьян спит, как младенец, накормленный до отвала.

Глава 40. Я больше не боюсь

Прокручиваю письмо Кати вниз. Я прочитала только половину. То есть, ужасы, совершенные Севастьяном, еще не закончились. Мне страшно читать дальше. Но и остановиться на полпути не могу. Включаю Оскару мультики по телевизору и снова открываю письмо Кати.

«После убийства моего второго брата родители поняли, что Севастьяна нужно остановить. Сделать это из Италии было сложно. У папы давно лежал компромат на твоего мужа. Увесистая папка со всеми его преступлениями: уход от уплаты налогов на ликеро-водочном заводе, дача взяток, мошенничество и, конечно же, убийства. Севастьян убивал людей раньше, и у папы были доказательства этого.

Был только один способ посадить Севастьяна за решетку: передать папку российским правоохранительным органам. Для этого моя мама решила лететь в Россию. Мы с папой отговаривали ее, это был слишком рискованно. Если Севастьян убивал нас в Италии, то сделать это в России для него бы точно труда не составило.

Но мама все равно настояла на своей поездке. Оказалось, твой муж знал о ее приезде и подготовился к нему. Нет, он не убил мою маму. Он сообщил российской полиции ложную информацию о ней, и маму посадили в тюрьму на тринадцать лет за преступления, которые она не совершала. На маму повесили какое-то мошенничество, рэкет и прочий бред, который моя мама не могла совершить даже в страшном сне. У Севастьяна были связи и ресурсы упрятать мою маму за решетку по сфабрикованным обвинениям.

Мы с папой остались вдвоем. В любой момент шестерки Севастьяна могли прийти за нами. Отец запретил мне выходить на улицу. Даже во двор нашего дома. С соседних крыш на него открывался прекрасный вид, и киллер мог выстрелить в меня. Я сидела в четырех стенах с зашторенными окнами. Я жила в постоянном патологическом страхе, что люди Севастьяна Терлецкого придут за мной. Я могла только догадываться, что со мной сделают. Смерть была бы самым простым и легким вариантом.

Я ошибалась, когда думала, что за мной придут люди Севастьяна. Потому что он пришел сам лично.

Я проснулась ночью от странного шума под моими окнами. Я еще глаза толком не открыла, как зашторенное окно в мою комнату разбилось. Я только успела закричать. На мой крик в спальню прибежал папа. Но когда он ворвался в мою комнату, Севастьян и еще один человек с ним уже были внутри. Оба одеты во все черное, руки в хлопковых перчатках, чтобы не оставлять отпечатков, лица спрятаны за масками.

Сообщник твоего мужа выбил из папиных рук пистолет и связал его. Я оставалась сидеть на кровати, дрожа от страха. Ты представить себе не можешь, Элла, какой ужас я испытывала в тот момент. Такой ужас тебе даже в кино играть не приходилось. Севастьян во всем черном расхаживал по моей комнате, пока его человек держал на мушке пистолета папу и меня.

Но мой отец не робкого десятка. Он не стушевался перед Терлецким. Между ними завязался диалог, который я запомнила наизусть.

- Что тебе еще от нас нужно, щенок? - начал папа. - Тебе мало всего того, что ты уже сделал с нашей семьей? Чего ты хочешь? Денег?

Севастьян звонко засмеялся.

- Василий Петрович, деньги только вас интересуют.

- А тебя нет, что ли? Не прикидывайся благородным. Я еще раз спрашиваю: что тебе от нас всех нужно?

- Василий Петрович, я задам вам вопрос и хочу получить на него честный ответ.

- Ты для этого сюда приехал? Вопросы задавать?

- Нет, на самом деле я приехал для другого. Но сначала хочу задать вопрос. Так вот: у вас в спортзале есть турник?

- Что?

Ни я, ни папа не поняли вопрос. А мой мозг от шока так вообще слабо соображал.

- У вас на вилле есть спортзал. Там установлен турник?.

Папа несколько раз моргнул.

- Да.

- Тогда переместимся туда.

Сообщник твоего мужа пистолетом подтолкнул папу к выходу из комнаты. А меня схватил сам Севастьян. Сначала за руку, а когда я стала сопротивляться, он ухватил меня за волосы и так поволок в спортзал на первом этаже. Ноги почти не слушались меня, я сильно плакала, поэтому Терлецкий волочил меня за волосы фактически по полу. Когда мы дошли до спортзала в его руке остался большой клок моих волос.

Я валялась на полу, горько рыдая. Мои всхлипы были громче их голосов, поэтому дальнейший разговор папы с Севастьяном я не помню. Я пришла в себя, только когда меня снова грубо схватили за волосы и поставили на ноги. Это был Севастьян. Через секунду моего виска коснулся холодный металл. Дуло пистолета.

Сквозь пелену слез перед глазами я рассмотрела, что к турнику в