Эта башня во мне - Надежда Викторовна Ожигина

Григ в пиджаке с чужого плеча смотрелся за роялем престранно, особенно рядом с пятном засохшей черт знает когда темной крови. И рядом с маузером самоубийцы. Воронцов заметил мой взгляд, ухмыльнулся, будто вспомнил какую-то гадость, сотворенную им в далеком прошлом. Картинно положил пальцы на клавиши.

– Что будем играть? – уточнила я, бережно доставая скрипку.

В эти сумасшедшие дни я почти не касалась струн и смычка и даже не ожидала, что настолько соскучилась по инструменту. Самая верная моя подруженька, я рада, что ты вернулась домой. Скрипка Софи Вознесенской. И ее же белый рояль, зазвучавший под пальцами Грига неожиданно мрачно и грозно. Тяжелые аккорды повисли в воздухе, напоминая знаки вопроса.

Не было знакомой тропы, сплошное бездорожье импровизации. Но она увлекла, потянула, поглотила меня, будто трясина, я увязла и с головой погрузилась в тягучую темную жижу. Воронцов стоил своей репутации и восторгов покойной Софи. Его пальцы гипнотизировали, привораживали, словно во время игры он выпустил из-под ногтей те убийственной силы потоки, что служили ему оружием.

Он шинковал меня каждым пассажем, каждой нотой на нотном стане. Единственным способом выжить стала ответная партия. И я ударила смычком по струнам, выплескивая гнев и отчаяние, беспросветную любовь и одиночество. Я злилась на судьбу, вручившую мне бесполезную силу каменной башни вместо тепла и уюта в объятьях любимого человека. Я не к этому стремилась, не об этом мечтала… А тут еще черный дракон!

Импровизация Грига замедлилась, он внимательно слушал истерический отклик, неровный, напыщенный и визгливый, на пределе прочности смычка и струн. Снова усилил напор, вновь утих. Мы будто фехтовали в полутемной студии, среди загоревшихся вдруг свечей. Резкими движениями смычка я отражала атаки Григория. Или отвечала на его вопросы? В музыке рассказала то, о чем не смогла словами?

Я играла про дружбу с Элен и про предательство лучшей подруги. Я вплетала в партию тему Бюро и сон, приснившийся в подземелье. Снова из моря восставал блондин, сломавший судьбу Элен. А затем появлялся дракон, серией резких нот, антрацитово-черных, сверкающих в ярком свете луны. Дракон, выпивший силу тех, кто привык высасывать ее из людей. Проглотивший исподние души Элен и ее возлюбленного кавалера, слизавший их, будто крошки, случайно оставшиеся на столе.

Григ оборвал мелодию, резко, как топором рубанул. В студии стало темно, последний аккорд затушил все свечи. Так тихо и темно, будто я оглохла и ослепла одновременно. Потом проявилось дыхание Грига, близко, вплотную, впритык. Кожу тронул жар его тела, ухо опалило чуть слышным шепотом:

– Вот и все, девочка из метро. Зачем было так упираться?

Такое чувство, что меня избили, а потом с упоением изнасиловали, подавив никчемное сопротивление! Новый приступ злости накатил, как цунами, я попыталась ударить Грига, но тот был наготове и скрутил мои руки.

– Прости, что пришлось взломать тебя, признаю, получилось грубо. Музыка – как отмычка, вскрывает любые замки. Не бойся дракона, Аля. И расскажи все, что знаешь, Фролову. Сила змея теперь не страшна.

– Дракон наложил заклятье? – наконец, догадалась я, лучше поздно, чем никогда. – Я поэтому молчала, как ненормальная? Григ, я хотела все рассказать…

Григ отпустил мои руки и коснулся пальцем щеки. Из всех чувств осталось лишь осязание, и простое прикосновение дернуло нервы, точно струну. Эта дрожь отдалась Григорию, он легко усмехнулся, читая меня, как раскрытую нотную запись. Играл с листа на моих инстинктах!

– Не доверяй дракону. Ты ничего никому не должна. Та лярва и ее ухажер не могли тебе навредить, браслет бы им не позволил. Змей никого не спасал, глупышка, просто обедал в свое удовольствие.

– Хорошо, – легко согласилась я, стараясь прижаться плотнее к Григу.

Но он отступил, растворился во тьме.

– Мне пора, – долетел приговор, уже откуда-то из гостиной.

– Свет! – потребовала я у гостиницы, разъяренной фурией кидаясь вдогонку.

Сколько можно динамить, Григ?

Комнаты засияли так, что стало больно глазам. Воронцов уже успел снять пиджак и расстегивал пуговицы на рубашке. Я уперлась взглядом в его живот и прикусила губу. Ненавидела Грига в эту минуту и презирала себя. Потому что хотела его до судорог, здесь и сейчас, прямо в гостиной, раз уж в кровати мокрый матрас. А потом на балконе, в кабинете, в ванной, на белом рояле, снова и снова!

Приказать гостинице закрыть все выходы, и да здравствует сексуальное рабство? Интересно, Григу пойдет ошейник?

Воронцов скептически выгнул бровь и кратким жестом обесточил комнаты, оставив скромное бра в коридоре. Он мог вырубить свет во всей «Ленинградской», и разве существовали двери, способные удержать чаротворца?

– Мне пора, – повторил он с нажимом, словно маленькому ребенку, у которого отнимали игрушку.

Я упрямо перекрыла путь на балкон:

– Моя очередь задавать вопросы, – к черту мою озабоченность, этот дьявольски соблазнительный торс, плечи и все остальное! – Ты – наследник ордена Субаш и знаешь все о со-зданиях. Во что меня превратили, Григ? Как теперь с этим жить?

Он посмотрел с сочувствием, но заметно расслабился. Разговоры его напрягали чуть меньше, чем попытка насилия с моей стороны. Тоже мне, двухсотлетний монах, давший обет безбрачия! Неужели я такая уродина?

– Тайны ордена касаются ордена, – выдавил Григ сквозь невольный смех, видимо, снова прочел мои мысли. – Но кое-что могу рассказать. Мой отец – со-здание Сухаревой башни, единственный удачный опыт Брюса. Яков Брюс пытался спасти императора, но, увы, не успел. Хотя, может, и к счастью, не мне судить. Большую часть архива из башни украл твой костлявый приятель, что беснуется в платяном шкафу. Полагаю, генерал вел дневник, он из тех, кто фиксирует любую подлость. Я бы поискал его записи, один из томов Карла Маркса может оказаться с сюрпризом.

– Это все? – уточнила я, чувствуя раздражение и усталость, давящую, многотонную, что обрушивалась на плечи.

– Когда проснешься, поезжай в МГУ, разыщи Маргариту Некрасову. В архивах вся история башен, проекты Сталина по наброскам Брюса. Аля, ты не одна. Ты Седьмая сестра, последняя в списке. Шестеро сами придут за тобой, все расскажут и все объяснят, пристроят к работе в Бюро. Мне действительно пора, внучка Софи…

– Ты – мой дедушка? – ляпнула я, ухватившись за крохотный шанс оправдать его сексуальный игнор.

Воронцов от души рассмеялся:

– Только внучки мне не хватает! Аля, очнись, ты Седьмая, и над Москвой крепнет купол защиты. Это означает геноцид Изнанки, башни ставили для контроля и устранения исподних тварей, мешавших власти большевиков. Я должен позаботиться об ордене Субаш. Девочка, мы враги…

– Я не искала такой судьбы! – не выдержав, закричала я, бросившись на него с кулаками. – И не собираюсь