Соблазнение в академии - Ти Шарэль

Горячие пальцы на несколько мгновений сильно сжали мою кисть, но тут же разжались. Граф чуть отодвинулся. Я потрясенно следила за тем, как он встает и начинает ходить от своего стола до арки и обратно.

— Я прошу тебя продолжить работу, — сказал он, наконец остановившись. Поднял руки, словно хотел взъерошить волосы, но коснулся маски и безвольно опустил, — Пусть порталы уже не так важны, как изначально, но создание их реально.

— Я не собиралась бросать работу, — произнесла негромко, и мне показалось, что после этих слов напряжение отпустило Вольского.

— Я рад, — тихо сказал он.

— Спасибо, — еще тише прошептала я.

Уверена, Демьян понял, к чему обращена эта благодарность. А я не могла не признать, что этим поступком Вольский заставил меня думать о нем иначе — с признательностью и восхищением.

Демьян

Я отказал Василисе. Она уже ушла, успокоенная и впервые за долгое время оживленная, а я остался.

Сижу и думаю, а не дурак ли я? Упустил возможность получить любимую. Ведь девушка пришла ко мне сама. Не об этом ли я мечтал?

Нет, не об этом.

Конечно, можно было бы пройти обряд и надеяться, что Василиса относится ко мне достаточно тепло и наша будущая жизнь не принесет страданий обоим.

Не хочу. Так — не хочу. И не знаю, как все изменить. Я думал, что будет просто, что достаточно моего обаяния, внешности и денег, чтобы вскружить голову девчонке. Ведь что она видела? Поместье отца в глуши, а после учебу, документы, да зал Думы, заполненный стариками вроде моего дяди? Оказывается, именно это Лиссе и интересно.

Я по-прежнему не понимаю, как расположить девушку к себе. Не привык и не умею добиваться женского внимания.

Что же мне делать? Я спугнул ее, будучи Яном, поэтому стараюсь вести себя сдержанно, дружелюбно и осторожно. Но не вижу, чтобы это приблизило меня к Василисе хоть на шаг.

И еще эта ложь. Маска. Наверное, стоило снять ее сегодня же, но я был слишком ошарашен ее словами.

Но я сделаю это. Завтра.

24-е Туманя

Иногда Любава уезжала в небольшое село неподалеку от академии, чтобы навестить семью. В такие дни я оставалась без завтрака, хотя девушка и готовила для меня на пару дней вперед. Но обычно я просто забывала про еду, задумавшись или заработавшись.

Вот и сегодня убежала в мастерскую, благополучно миновав кухню. Вспомнила о еде, когда спешила по коридору, и пустой желудок скрутило голодной судорогой. Но возвращаться было поздно. Поэтому я удивилась и обрадовалась, заметив на столе Демьяна чайник на подогреваемой подставке. Из носика чайника шел пар, а рядом стояли две толстые глиняные чашки.

— Нам нужно поговорить, — Вольский пододвинул мой стул к своему столу, дождался пока я сяду и налил мне горячего, пахнущего медом и облепихой отвара. Носик чайника несколько раз стукнулся о бортик чашки.

Я насторожилась:

— Что случилось?

— Ничего, — ответил он глухо. Отчего-то показалось, что маска здесь не при чем — с графом творилось что-то странное.

— Твои руки дрожат, — осторожно заметила я.

— Пообещай, что выслушаешь, — Вольский плеснул кипятка и во вторую чашку.

— Конечно, выслушаю.

— До самого конца. Несмотря ни на что. Пообещай.

— Хорошо, я обещаю, — его явная нервозность передалась мне. Я отхлебнула напиток, и мои зубы стукнулись о край чашки также как носик чайника до этого.

— Я сейчас сниму маску и…

— У тебя будут из-за этого неприятности? — перебила я Вольского. — Тогда не стоит.

— Неприятности будут, — принужденно хмыкнул Вольский. — Но я не хочу больше скрываться. Это не честно.

Я не понимала, о чем он говорит. Но…

— Обещаю, что выслушаю, — сказала спокойно и убежденно. — Это меньшее, что я могу сделать после того, что ты вчера мне открыл.

Демьян медленно поднял руки и нащупал боковые замки. Начал отстегивать их один за другим. Я следила за его движениями и все больше тревожилась. Все, что раньше делал граф, было точно и выверенно. А сейчас он волновался настолько, что не смог открыть замки с первого раза.

Наконец, Демьян отщелкнул последний зажим и обеими руками отодвинул маску от лица.

Я вскрикнула. И мимоходом порадовалась, что сижу. На меня обрушился водопад эмоций, грозя утопить в своем обилии.

Непрошеный восторг пришел первым. Просто от того, что я вижу его прямо перед собой — застывшего, напряженного, с беспокойным взглядом синих глаз и сжатыми в тонкую линию губами.

Потом пришло запоздалое удивление. И тут же досада на себя. Мы работали вместе почти месяц — несколько десятков часов — и я ни разу не заметила сходства.

Досаду сменило недоумение. Что здесь происходит? И обида. Я бы не стала обижаться на Демьяна, но на Яна… На мужчину, умудрившегося забраться мне под кожу, в мои мысли и мои сны… Обида захлестнула, смешавшись со смутным неясным томлением. Я несколько раз моргнула и медленно отодвинулась от Яна, уперевшись в каменный пол каблуками. Металлические ножки противно заскребли по камню.

— Ты обещала выслушать, — тихо напомнил мужчина. Нащупал кружку и сделал несколько больших глотков, не отрывая от меня глаз.

— Говори, — сдавленно произнесла я.

— Яном меня назвала мама, — мужчина говорил медленно, напряженно отслеживая мою реакцию, — а фамилию Градский я взял, когда ушел из рода. Я не был наследником, лишь старший сын боковой ветки рода Пермских. После смерти мамы отец не нашел ради чего жить и ушел следом. Я в это время уже учился.

Я только сейчас заметила, что сжимаю обеими руками чашку с отваром и сделала щедрый глоток. Кипяток обжег рот, прокатился пламенной волной по пищеводу и остался гореть где-то в желудке.

— После смерти отца Петр Демьянович, мой двоюродный дядя и, как знаешь, глава рода, попытался заставить меня бросить учебу и заняться отцовскими землями. Я отказался. Уже тогда болел артефакторикой и не мыслил жизни без мастерской. Дядя пригрозил лишить меня наследства. А я решил не ждать и первым отказался от дворянства.

Я не задавала вопросов. Ян и так говорил, не останавливаясь.

— Мне хотелось доказать всем, что смогу все сам. И смог. Добился должности дворцового артефактора и графского титула. Вольна — это крупная область на границе владений дяди.

— Как ты оказался в театре? — каркнула я. Глотнула отвара и продолжила почти нормальным голосом. — Зачем?

— Я уже отвечал. И говорил правду. Почти всю. Мне скоро тридцать, государь требует обряда и наследника. Я перебрал кандидатуры, вспомнил про зеркало и решил, что убью двух кроликов одним камнем: получу