Пораженные - Р. Д. Бейкер

Он падает на землю, дрыгая ногами, прижимая руки ко рту, пытаясь вдохнуть. Красная пена выступает у него из-под губ, каскадом стекая по щекам, по мере того как взмахи рук становятся все более неистовыми и не скоординированными.

Я достаю коктейль Молотова, который спрятал здесь раньше, поджигаю тряпку на горлышке бутылки.

— Удачи, приятель. Желаю отлично провести время, поджариваясь в аду.

Я с грохотом ставлю бутылку рядом с ним, и пламя быстро охватывает его. Сено разбросано по всему сараю, оно точно будет хорошо гореть. Я беру сигарету из портсигара, наклоняюсь, чтобы прикурить от огня, сжигающего плоть Мэтта до костей, затем оставляю его там, закрывая за собой дверь.

Никто из вампиров не видит меня, когда я возвращаюсь в свою хижину, и слава богу, потому что с моих рук капает кровь. Она забрызгала всю мою одежду. Я останавливаюсь на крыльце, делая последние несколько затяжек сигаретой. Пожарная сигнализация срабатывает как раз в тот момент, когда я давлю окурок ботинком.

Я направляюсь прямиком в ванную, снимаю одежду и бросаю ее на пол. Я туда не пойду. Я просто слушаю гудение сигнализации, пока смываю кровь со своей кожи. К тому времени, когда они обнаружат, что кто-то был в том пожаре, будет невозможно сказать, как он погиб. И тогда я расскажу, что я знаю о видеозаписи, как все это теперь обретает смысл. Как он, должно быть, планировал еще одну атаку, отвлекающий маневр, чтобы отвлечь нас от очередной волны Пораженных. Просто один из революционеров, о которых говорила Сэм. О котором нас предупреждал Бостон.

Я смываю кровь с рук, провожу ими по лицу. В груди у меня щемящее чувство стыда из-за того, что я говорил о своей девушке. То, что я сказал о ней. Даже просто произнести эти слова, чтобы завоевать доверие этого ублюдка, а затем помучить его — да, это было дерьмово.

Никто и никогда больше не будет говорить о ней в таком тоне.

Я позабочусь об этом.

Как и предполагалось, внутри сарая обнаружены обугленные человеческие останки. Сгоревшие до неузнаваемости. Они могут опознать его только потому, что пропал только один человек.

Я испытываю шок, когда рассказываю своим коллегам, что Браун был замешан в этом, что он шантажировал этого человека, чтобы тот позволил изнасиловать его девушку. Возмущение, когда я говорю им, что обнаружил, кто отключил сигнализацию по периметру. И вот он здесь, делает это снова. Пытается отвлечь внимание. Гребаный ублюдок.

Останки Мэтта брошены в могилу на кладбище, засыпаны грязью и забыты. Однажды ночью я выхожу при свете полной луны, чтобы помочиться на него.

Мелочно? Конечно.

Но это заставило меня почувствовать себя намного лучше.

Чего я не ожидал увидеть, так это ухудшения состояния Джульетты.

С течением дней она становится все бледнее и худее. Ее веснушки выделяются на фоне бледной кожи. Ее глаза пусты. Она перестает ходить в спортзал. Она почти не занимается садоводством, которое раньше всегда любила. Она больше не сбегает к ручью, в чем я пытаюсь убедить себя, просто потому, что сейчас прохладнее.

Но дело не в этом.

Она закричала, когда ей сказали, что Мэтт умер. Даже несмотря на его предательство, она все еще что-то чувствовала к нему. Это не было просто стерто.

Ненастным днем я иду через двор под раскаты грома над головой и замечаю Джульетту, сидящую на скамейке, подтянув колени к подбородку. Она крепко обнимает себя за ноги и смотрит на капающий дождь.

Я медленно подхожу к ней, убедившись, что она слышит мои шаги.

— Привет, — говорю я, оказавшись рядом с ней. — Что ты здесь делаешь совсем одна?

— Просто слушаю дождь, — отвечает она, слегка подпрыгивая подбородком на коленях. — Мне нравится дождь.

Я сажусь на скамейку, улыбаясь.

— Мне тоже. Но, поскольку я англичанин, полагаю, у меня нет особого выбора.

Ее лицо смягчается, на нем появляется что-то, совсем похожее на улыбку, и ее глаза не встречаются с моими.

— Ты скучаешь по этому?

— Не совсем. Я имею в виду, по крупицам, да. Но Англия теперь — это просто куча болезненных воспоминаний.

Черт, это не тот разговор, который я должен вести, чтобы попытаться подбодрить ее.

— Но в любом случае, это не имеет значения.

— Раньше я была пловчихой. — Ее нижняя губа немного дрожит. — Мне нравится вода, мне нравится дождь. Вот почему я хожу к ручью. Моя мама, она… — она замолкает, издавая тихий, грустный смешок. — Она хотела родить в воде, но из-за того, что у нее была двойня, ей не разрешили. Поэтому она всегда шутила, что я злюсь, что пропустила свой дебют на воде. Вот почему я провела так много времени в воде.

Когда она смотрит на меня, в ее глазах блестят слезы.

— В детстве у меня были зеленые волосы, выгоревшие на солнце и позеленевшие от хлорки. Я весь день была в воде.

— Держу пари, ты была отличным пловцом.

Она кивает, и ее взгляд возвращается к дождю, который тяжело барабанит по жестяной крыше над нами.

— У меня была стипендия в колледже. Стипендия по плаванию. Они сказали, что я попаду в олимпийскую сборную. Но я не хотела этого делать, я просто хотела получать от этого удовольствие. — Она задумчиво улыбается. — Я действительно хотела быть учителем рисования. То есть, я думаю, что да. Мне всегда нравилось рисовать. У меня это неплохо получалось.

— Я специализировался на искусстве.

Ее брови взлетают вверх, когда она смотрит на меня.

— Правда?

— Да. — Я киваю, глядя на дождь. — Это сводило мою семью с ума, в моей комнате всегда воняло масляной краской, ни одно кухонное полотенце в доме превратилось в тряпку для краски.

Она слегка хихикает, и я быстро оборачиваюсь, чтобы увидеть ее лицо, на котором нет печали. Она заправляет волосы за ухо и чуть крепче обнимает ноги.

— Кто твой любимый художник?

Я тяжело выдыхаю.

— Трудно сказать. Я думаю, Дега. Я любил все эти картины в галереях, особенно когда был подростком. Это дало мне повод посмотреть на сиськи, не нарвавшись на неприятности.

Джульетта разражается смехом.

— Держу пари, так и было.

— А как насчет тебя?

Ее губы подергиваются.

— Я не знаю. Я думаю, Джексон Поллок. Все говорят, что это просто хаос, но я думаю, что это красиво. Мне нравится искусство, где ты можешь, не знаю, представить себя в нем, понимаешь? Например, о чем думал тот человек, когда создавал эту картину? Что он чувствовал? И ты смотришь на это и думаешь: «О, да. Я понимаю. Я тоже