Пораженные - Р. Д. Бейкер

На меня обрушиваются воспоминания, и я чувствую тошноту. Оцепенение тех дней захлестывает меня, та же беспомощность, которую я чувствую сейчас, когда глажу руку Джульетты, пытаясь заземлиться в ее мягкости и тепле.

— Гарриет. — Наконец бормочу я.

— Это была она?

Я тяжело вздыхаю.

— Я никогда по-настоящему не говорил об этом. Только своему создателю. Это… нелегко.

Сэм сидит и терпеливо ждет. Мой язык отяжелел во рту, и я пытаюсь подобрать слова, чтобы описать всю ту боль, которую я испытывал все эти годы. Я прижимаю тыльную сторону ладони к глазу и резко вдыхаю.

— Мы с Гарриет выросли вместе, — начинаю я. — Она была моей соседкой, у нас разница в возрасте примерно в две недели. Мы оба были странными детьми, она всегда танцевала с этими штучками из лент, а я был неуклюжим художником. Руки всегда были покрыты краской и прятались в слишком больших джемперах.

Дыхание Джульетты слегка меняется, как будто она тихо вздыхает, почти как будто слушает. Ее глаза остаются закрытыми.

Я облокачиваюсь на кровать, глядя на Сэм.

— Мы были лучшими друзьями. Всю нашу жизнь. Всегда были Сай и Гарри. Всегда. Мы были неразлучны.

— Это действительно мило, — мягко говорит Сэм.

Я киваю, с трудом сглатывая, пытаясь прогнать комок, образовавшийся у меня в горле.

— Я никогда не видел в Гарриет ничего, кроме сестры. В этом никогда не было романтики. Но однажды у нее был свой момент, она превратилась из неуклюжего долговязого подростка в молодую женщину. И внезапно все мальчики захотели ее. Она была прекрасна. Длинные медно-рыжие волосы и большие зеленые глаза. Эти твари, блядь, охотились за ней при каждом удобном случае.

— Это изменило вашу дружбу?

Я покачал головой.

— Нет, она обожала меня. Ничего не изменилось. Все было хорошо, пока… Пока… — не знаю, могу ли я говорить о той ночи. Я делаю глубокий вдох. — Была вечеринка. Один из сопливых парней из хорошей части города был рядом с ней. Ее пригласили, а меня — нет.

— Так она пошла одна? — спрашивает Сэм, складывая руки.

— Она попросила меня пойти с ней, но я был дерьмовым маленьким подростком и воспринял это как оскорбление. Сказал ей пойти повеселиться со своими новыми друзьями, как настоящая маленькая сучка. — Я сжимаю теплую руку Джульетты, жалея, что не могу каким-то образом обернуть ее вокруг себя. — Так что она пошла одна. Затем она появилась у меня дома в 2 часа ночи.

Я крепко зажмуриваюсь, вспоминая, как камешки стучали в мое окно, когда я спускался вниз, чтобы впустить ее. Ее покрытое синяками лицо, разбитая губа, широко раскрытые от ужаса глаза. Ее разорванное платье. Она так любила это платье. Оно стало красным…

— Сайлас? — спрашивает Сэм через некоторое время.

Я прочищаю горло.

— Четверо парней на той вечеринке напоили ее. Они затащили ее в ванную и там… Они сделали с ней… Они ее изнасиловали. Пока все были всего в нескольких футах от нее, они насиловали ее в течение нескольких часов. Когда они, наконец, отпустили ее, она, спотыкаясь, шла по улице ко мне домой. Никто не помогал ей по пути. Они просто позволили ей, истекающей кровью, плачущей маленькой девочке, бежать по улице совсем одной, в разорванном платье.

Сэм прикрывает рот рукой.

— О, боже мой.

— Она так боялась рассказать об этом своей маме, боялась, что у нее будут неприятности из-за пьянства, можешь себе представить? Как будто это было какой-то ее виной? Я сказал ей, что она этого не заслужила. Но… — гнев растекается по моим венам, как кислота, как лава. — Когда мы рассказали об этом ее маме, почти именно это и произошло. Я был так потрясен. Все сказали ей, что она сама напросилась на это. Что она дала этим мальчикам неверное представление.

— О, мой гребаный бог, — выплевывает Сэм. — Невероятно.

— Я был в ярости. Я пошел в полицию, совершенно самостоятельно, попытался составить протокол. Но они ничего не сделали. И эти гребаные мальчишки, они рассказали всем в школе, какой шлюхой была Гарриет, как она этого хотела, взяли их всех сразу, просто самую мерзкую гребаную ложь.

Сэм облизывает зубы и качает головой.

— Бедный ребенок. — Она вздыхает. — Так что случилось потом?

Я смотрю в потолок, прокручивая в голове ту ночь. Проигрываю каждую секунду обратного отсчета до того момента, когда Гарриет выйдет из моей двери в ночь в самый последний раз.

— Это было несколько месяцев спустя, — тихо говорю я. — Казалось, у нее все в порядке. Она пришла на ужин, мы посмотрели что-то по телику, потом поднялись наверх послушать «Топ-40». Она любила песню номер один, а ее магнитола была сломана. Поэтому я сказал, что останусь с ней и запишу песню. — Я не могу сдержать легкой улыбки. — Сила любви «Хьюи Льюиса и The News». Она заставила меня четыре раза сходить в кино на «Назад в будущее» только для того, чтобы она могла послушать эту песню.

Сэм грустно улыбается, но ничего не говорит.

— Итак, мы не ложились спать, записали песню и чуть не заглушили ее смехом, потому что в моем магнитофоне не было встроенной записи, поэтому нам пришлось вести себя тихо. На заднем плане было слышно, как мы оба хихикаем и пытаемся заткнуться. — Комок в моем горле невыносим. — Она была счастлива. Она выглядела такой красивой. А потом… Потом она взяла кассету и поцеловала меня, просто быстро чмокнула в губы, чего она никогда раньше не делала. — Я вдыхаю через нос. — Я должен был догадаться, я должен был увидеть признаки. Что-то было не так. Но она казалась такой счастливой.

— Ты был всего лишь ребенком, ты не мог знать.

— Но я должен был видеть за всеми этими улыбками, я должен был, черт возьми, увидеть это. — Я стискиваю зубы, держась за руку Джульетты, чтобы не упасть. — Я лег спать, думая, что все в порядке. Потом я проснулся от криков. Моя мама и мама Гарриет кричали и плакали на лестничной площадке. Я сбежал вниз, все было как в тумане. Там были синие и красные огни, скорая помощь и полиция, все соседи глазели на улицу. И тут появилась она. На гребаных носилках, ее рука свисала из-под этой ужасной синей простыни, которой они ее накрыли.

Лицо Сэм отягощено печалью.

— Она покончила с собой.

Я киваю, быстро моргая.

— Ее мама нашла ее повешенной в ванной. Ни записки, ничего. Она просто решила в тот момент, что не сможет жить