Ребенок из прошлого. Шанс на семью - Кэти Свит

– Если вдруг начнет мигать или пищать, то немедленно зови меня, – встревает в разговор медсестра.

– Хорошо, – киваю. – Что еще нужно делать? – обращаюсь к своему брату и… жениху.

Каждый из них скрупулезно объясняет моменты, на которые необходимо особенно обращать внимание. Мотаю на ус.

– Ребят, мне в отделение нужно, я к вам позже зайду, – обещает Саша. – Нам есть, о чем поговорить, – многозначительно смотрит на меня.

Брат намекает и на наши отношения, и на поездку к отцу, и на заявление Игнатова о будущей свадьбе… Уж слишком красноречивый у него взгляд.

Прячу лицо у Кирилла на груди. Смущаюсь.

– Тебя ждут, – произносит Кир с легким нажимом.

– Ухожу от вас, – усмехается Сашка. – Ухожу.

Смеясь, Саша удаляется в коридор. Он плотно закрывает за собой обе двери, чем не допускает лишнего шума в палату.

Мы остаемся втроем.

– Красивая, – произносит Кирилл, разглядывая Евочку.

Он берет малышку за руку, бережно гладит пальчики и, словно завороженный, смотрит на дочь.

– Она у тебя чудесная, – мягко улыбаюсь. – Скоро ты сам в этом убедишься.

– Надеюсь, – говорит с чувством и приобнимает меня.

И в этот момент в палате звучит такое родное:

– Ма-ма.

Евочка открыла глаза.

Глава 47. Марина

– Привет, – обращаюсь к малышке, пересиливая боль, что разрывает мое сердце.

Не могу спокойно смотреть на Евочку, ведь видеть, какие страдания испытывает малышка, выше моих сил. Это ужасно.

Я не понимаю, как на долю детей выпадают такие страдания. Честно. Они ведь ни при чем.

Детки малы, невинны и не виноваты в бедах, которые сваливаются на их головы. Любая неприятность, которая случается с ребенком в младшем возрасте, происходит от недосмотра взрослого, и я считаю, что тогда и страдать должен он сам.

Не ребенок! Нет.

Евочка… Маленькая моя… Ну почему? Почему тебе приходится так мучиться?

Мне страшно представить чувства малышки, когда она пришла в себя в реанимации. Ей было плохо, больно, страшно, а никого близкого или хотя бы знакомого, нет.

Ох, девочка моя… Ну вот за что на твою долю выпали такие мучения?..

Смахиваю навернувшуюся на глаза слезу.

Принимаюсь осматривать девочку.

Ручки и ножки малышки крепко привязаны. Бинты большими белоснежными браслетами окутывают ее запястья и лодыжки, а затем следуют к металлическим прутьям кровати, где фиксируют и обездвиживают мою Еву.

Она лежит и не двигается. Крайне слаба.

Из носика малышки выходит тонкая прозрачная трубочка, которая ведет вторым концом в стеклянную бутылочку. Там скапливается, судя по всему, желчь.

Ножки разведены в стороны и зафиксированы. Из-под пеленки, которой укрыто хрупкое тельце, торчит еще одна трубка и она ведет уже к мешочку, что прикреплен снизу кровати.

Это, судя по всему, мочевой катетер, который ни в коем случае нельзя дергать, иначе можно вырвать. А если вырвать…

Ох-х-х…

Кирилл рассказывал случай, что однажды какая-то мамочка не досмотрела, и ребенок вырвал этот самый катетер. Он все внутри порвал.

И больше не сможет делать свои дела по-маленькому сам. Никогда.

Вспоминаю его душещипательный рассказ, смотрю на прикрепленную к катетеру трубку и по рукам пробегают мурашки.

Страшно до жути.

При взгляде на Евочку я сама словно испытываю все, через что ей пришлось пройти. Ноги едва держат.

Словно почувствовав мое состояние, Кирилл кладет на талию свою руку и слегка притягивает к себе. Забирается под свитер и большим пальцем поглаживает по спине, успокаивая.

Помогает справиться с эмоциями.

– Марин, не нужно, – шепчет на ухо. – Она все чувствует.

– Угу, – произношу, кусая губы.

Наклоняюсь над малышкой, осторожно убираю волосики с лица. С трудом сдерживаю слезы, они так и норовят пролиться.

Конечно, я видела малышку в реанимации, видела, когда ее забирали на «Скорой», представляла, как ей больно и плохо. Но я никогда не могла подумать, что девочке НАСТОЛЬКО тяжело.

– Привет, маленькая, – Кирилл с нежностью обращается к дочери. Голос дрожит.

Он смотрит на дочку и сглатывает. В глазах тоже стоят слезы.

Обнимаю его.

– Привет, малышка, – здороваюсь с Евой. Она с мольбой смотрит на меня.

В груди все сжимается в тугой комок. Дышать становится невозможно.

Пересиливаю себя в очередной раз.

– Маленькая моя, я теперь всегда буду с тобой, – говорю и заставляю себя улыбнуться.

Сердце в клочья.

Касаюсь маленькой детской ручки, трогаю крохотные пальчики… С каждой секундой внутри меня все сильнее разрастается шар. Жалость и сострадание переполняют.

Евочка несильно сжимает мой палец в своем кулачке, для нее сейчас столь простое движение дается невероятно сложно. И тут меня прорывает.

В один миг наваливается все. Страх за малышку, безразличие её матери, весь ужас, который с Евочкой произошел. Вместе с этим тут же добавляются проблемы у меня в семье, нелюбовь мачехи и её ужасающие ухищрения, накопленная усталость, стресс и я больше не могу это все сдерживать в себе.

В последней попытке сохранить стойкость делаю резкий судорожный вдох, задерживаю дыхание. Но ничего не помогает.

Сдаюсь.

Из груди вырывается рыдание, закрываю свободной рукой, рот. Из моих глаз нескончаемым текут слезы.

– Ма–ма, – Евочка с трудом ворочает язычком, но тем не менее пытается общаться.

Ей, как никогда, сейчас нужна моя поддержка.

– Мариночка, любимая моя, – сбоку раздается голос Кирилла. – Пожалуйста, успокойся. Я очень тебя прошу.

Каждое слово пронизано болью.

– С Евочкой все будет хорошо, – заверяет меня. – Мы смогли ее спасти. Не плачь, пожалуйста.

– Я очень постараюсь, – выдаю, рыдая. Сглатываю. Делаю глубокий вдох.

И переключаю фокус внимания на нашу доченьку.

– Да, милая, я здесь, – заверяю малышку. – Я с тобой. Не бойся, теперь все будет в порядке.

Перегибаюсь через ограждение кроватки и начинаю зацеловать детское личико, шепчу на ушко всякие нежности и никак не могу надышаться своей девочкой. Тревога из–за расставания медленно начинает рассеиваться.

Она льнет ко мне и тоже не желает расставаться.

– Евочка, – шепчу. Говорить не могу, связки не слушаются. – Представляешь, твой папа нашёлся, – улыбаюсь сквозь слезы. Они уже не душат меня.

Я стараюсь говорить как можно бодрее, чтобы Евочка продолжала держаться. Расклеиваться нельзя ни ей, ни Кириллу, ни мне. Сейчас нам как никогда нужно держаться вместе.

– Вот, смотри, – толкаю Кира чуть вперед. – Это твой папа, – показываю на мужчину. – Па–па, – специально повторяю ещё раз.

– Па–па, – повторяет за мной малышка.

Кир ахает. Он пытается сдержать рвущиеся наружу чувства, но их слишком много и у него не удаётся.

– Дочка, здравствуй, – произносит ласково.

Он с нежностью смотрит на девочку, мягко ей улыбается. А у самого по щеке стекает скупая мужская слеза.

– Па–па, – важно, как может в нынешней ситуации, произносит Ева.

– Умничка моя, –