Жениться по любви - Бок, Хильдур

временем, будет в состоянии проверять счета или выполнять подобную несложную работу, чтобы не чувствовать себя обузой. Обычно, правда, такие больные становятся рассеянными и неспособными сосредоточиться на одном деле, но господин Ферр не производит впечатления человека, готового опустить руки, а любой недуг хоть частично, да отступает перед решимостью и волей. Елена кивала, и облегчение «Жив, хвала Девяти!» мешалось с ожиданием грядущих проблем. Вернее, не так проблем, как забот: и просто нудных, требующих бесконечного терпения и щедрых денежных вливаний, и довольно… смутных в своей перспективе.

— Розамунда, милая, а вы не могли бы переехать к нам? — спросила она любовницу отца, которая совсем извелась, ожидая её приезда. Елена подозревала, что главной причиной беспокойства стареющей актрисы было весьма туманное будущее — и именно поэтому надеялась, что та оценит предложение. — На меня столько дел свалилось, что я и с детьми-то вижусь только за столом, а сидеть с отцом дольше четверти часа могу разве что за счёт сна.

— От вас вообще одна тень осталась, — сочувственно заметила Розамунда. — Приехали похожей на собственный призрак, а потом ещё и закрутились совсем. Нельзя вам не спать, Елена, ни в коем случае!

— Нельзя, — согласилась та. — Особенно потому, что я без конца должна собирать документы, читать документы, подписывать документы… при живом отце становиться регентом сына. И ещё надо как-то уговорить супруга, чтобы отпустил меня, потому что оставить дом и дела на управляющих, а самой уехать в Волчью Пущу — да я там свихнусь от беспокойства! — Она помотала тяжёлой головой. — Прошу прощения, я не о том… Я хотела сказать, что дети то работают, то учатся, я зарылась с головой в бумажки, а отец остаётся с сиделками, словно нам до него дела нет. Это не так, конечно, но он болен, а потому капризен и обидчив. Розамунда, пожалуйста, побудьте с ним хотя бы ближайшее время. Пусть он видит рядом с собой не только наёмную обслугу, но и кого-то близкого. Вы очень заняты сейчас в театре?

— Я? — Розамунда горестно улыбнулась. — О, у меня просто потрясающая роль! Я играю матушку главного героя и в первом акте говорю ему сначала: «Но, сын мой, неужто вы оставите меня одну?» — а после его долгого и страстного монолога отвечаю: «Что ж, если так, благословляю. Ступайте, и да пребудут с вами Девять богов и любовь вашей матери». Нет, дорогая, ни репетиции, ни сама пьеса не отнимают у меня ни особенно много времени, ни особенно много сил. Но… удобно ли это? Я ведь даже не официальная фаворитка Августа, чтобы жить в одном доме с ним.

— Вы его давняя добрая подруга, желающая помочь его дочери ухаживать за ним, — твёрдо сказала Елена. — Если кто-то попробует распускать какие-нибудь грязные сплетни на ваш счёт, я думаю, он сам себя выставит в весьма неприглядном свете. Разве не долг всякой порядочной женщины — скрасить по мере сил жизнь больному другу?

— Вы правы, — охотно согласилась Розамунда. — Но если я перееду сюда, мой дом…

— Его можно сдать, — подсказала Елена. — Он будет под присмотром, а вы будете получать арендную плату. Подкопить денег на чёрный день никогда не вредно, правда? А я поспрашиваю, не желает ли кто-нибудь снять небольшой уютный домик в предместье. И разумеется, присмотрю за тем, чтобы это были приличные люди. Если вы согласны, выберите себе комнату по своему вкусу, и я велю девушкам подготовить её для вашего переезда.

Розамунда упорхнула, кажется, очень довольная, а Елена мысленно поставила галочку против очередного пункта в списке проблем, требующих срочного решения. Официально признать Августа Ферра неспособным по состоянию здоровья управлять делами было несложно. Теперь предстояло отбиться от кузенов, желающих отобрать у неё право вести дела от имени несовершеннолетнего сына. И для этого ей жизненно необходимо было согласие супруга на раздельное проживание, а она понятия не имела, как будет уговаривать сира Ламберта согласие такое дать. Положить тысячу на счёт сиры Гертруды в Доме Халната? Пусть в семнадцать лет сама решает, что ей делать с этими деньгами — мужа покупать или снаряжение. Или просто спустить всё за пару месяцев красивой жизни.

Отец выслушал её, то согласно склоняя голову, то вопросительно шевеля правой бровью (левая половина лица оставалась пугающе безжизненной, особенно странно, совершенно невыносимо смотрелся сползший вниз, вялый уголок всегда жёсткого рта). Взял гномье стальное перо и дрожащей рукой вывел кривыми неверными буквами: «Наёмницы».

— Наёмницы? — непонимающе спросила Елена. — Да, они мне тут не очень-то нужны, но разорвать контракт досрочно — слишком большую неустойку платить. Стоит ли?

Отец рассерженно помотал головой (он вообще теперь легко вспыхивал, злясь, что его не понимают), перо выскользнуло из непослушной руки и укатилось под кресло. Елена, вздохнув, полезла за ним, но пока выползала, её осенила светлая мысль. И сама она, и её дети читать учились, складывая слова сначала из кубиков с буквами и картинками, потом из специальных фишек с одними буквами, уже без рисунков. У них даже дощечка была с дорожками для выкладки слов и с каким-то хитрым гномьим устройством, которое не давало фишкам падать с дощечки — они прилипали к ней, но не очень прочно, только чтобы не рассыпаться. Складывать слова из детской азбуки гораздо проще, чем писать. Выбравшись из-под кресла с пером в перепачканных пальцах, она изложила идею отцу, и тот кривовато нагнул голову, соглашаясь, что мысль неплохая. Словом, мальчишка-посыльный отправился в книжную лавку покупать такой набор, а Елена опять зарылась в конторские книги, пытаясь разобраться, что изменилось за то время, которое она потеряла в Волчьей Пуще.

Глава 19

— У парнишки дар слабенький, но он тут же размечтался, как из подпаска превратится в могучего колдуна и начнёт убивать орков молоньями направо и налево. А вот девчушка могла бы стать довольно сильной магессой, но она-то как раз первым делом спросила: «А кто меня замуж возьмёт, ежели я ведьмой стану?» Может, ну её? Спит дар — и пусть себе спит. В детях или внуках вылезет — им поневоле учиться придётся, а у тебя уже будет хоть сколько-то обученный боевик.

— Ну её, — зевнув, согласился Ламберт. Надо было вставать и возвращаться в пустую и тихую супружескую спальню, но вставать и уходить совершенно не хотелось. И вообще, для этого надо было