Пари на дурнушку - Татьяна Дин

Вал не верила, что человек был способен так искусно врать, но Говард врал ей. Врал глядя в лицо.

- Тебе не о чем беспокоиться, - выдавила она из себя натужную улыбку. - Я по-прежнему с тобой.

Он, как и она, натянуто улыбнулся.

- Прости, что накинулся на тебя. Впредь, я постараюсь быть сдержаннее, но я не буду давать обещание держаться от тебя подальше, так как вряд ли сдержу свое слово. Ты не представляешь, как действуешь на меня.

- Я этого не хотела, - с горькой иронией заметила Вал и потупила взор, всем своим видом показывая, что желает остаться одна.

Говард без труда прочитал это ее желание, после чего склонил голову, коротко попрощался с ней и покинул комнату.

Как только за ним закрылась дверь, Валери накрыла лицо ладонями и уткнулась в колени. Она не плакала, но ей было плохо. Очень плохо.

Разговор отнял у нее все силы. По спине шел холод от жестокости и циничности Говарда. От его безжалостности. От того, как умело он притворялся влюбленным. Даже зная о его споре с Брендоном, Вал было тяжело не верить ему.

«Все это эмоции», - успокаивала она себя.

Никто не говорил, что будет легко, поэтому она ни в коем случае не должна сдаваться. Не должна отступать. Не должна облегчать жизнь двум козлам.

Она дождется встречи с доктором, получит от него вердикт, а уже потом покончит со всем этим фарсом.

Глава 36

Ложась спать, Валери решила оставшиеся два дня до отъезда в Лондон провести без "ухажеров". Находиться рядом с ними, притворяться и делать вид, что не понимает причин их пристального внимания было невыносимо и требовало от нее слишком много сил. Она еще не до конца справилась с потрясением, чтобы нарастить толстую кожу и не чувствовать себя использованной.

Вал не переставала ругать себя за наивность. За уверенность, что объектом спора могла быть только красивая девушка. Она получила очередной жестокий урок, что человеческая подлость не знает границ.

Два уважаемых джентльмена решили поразвлечься, к физическим страданиям некрасивой и увечной Валери Вудс прибавить еще и душевные. Где-то Вал даже радовалась, что оказалась на ее месте. Если она, имеющая опыт, поверила Говарду, то что говорить о прежней хозяйке тела? Девушка могла легко прыгнуть в постель любому из спорщиков, думая, что ее любят.

Может в этом и состояла миссия Вал - не допустить позора прежней Валери?

В любом случае она была рада, что настрадавшейся за свою короткую жизнь девушке не придется испытать то, что испытала она. Почему-то внутри нее сидела глубокая уверенность, что так было лучше. Что пари нанесло ей меньший удар, чем той, другой Валери. Неизвестно, как бы прежняя Валери поступила, узнай правду. Не захотела бы она покончить с собой?

Только эти мысли грели душу Вал. Но все же ей требовалось немного покоя. Ей нужно было залечить израненное сердце. Поэтому следующим утром, сославшись на плохое самочувствие, она отказалась принимать посетителей. Исключение было сделано только для Саманты.

Когда до и после завтрака Валери получила по букету цветов: сначала от Говарда, а потом и Брендона, то еле удержалась, чтобы тотчас не бросить их в камин. Соперничество двух моральных уродов продолжалось. Но она оставила цветы, так как если бы избавилась от них, да еще и таким путем, об этом мог узнать Говард. Тогда ей пришлось бы объяснять ему причину своего странного поступка, но вряд ли бы она смогла придумать убедительную причину. Валери пришлось принять розы и попросить Фанни поставить их в вазы, а затем разместить на самом дальнем столике, подальше от ее глаз.

Вал вспомнила все случаи, когда друзья боролись за ее внимание. Они готовы были пересиливать себя чтобы носить ее на руках, целовать, исполнять желания, устраивать концерты и говорить о любви только ради того, чтобы получить выигрыш. Должно быть они не раз обсуждали друг с другом чего достигли в ее соблазнении и от души веселились. Они потешались над убогой дурнушкой и планировали новые искушения.

Но ничего. Теперь настала ее очередь повеселиться над друзьями. Они окажутся в роли дурацких клоунов и хорошенько позабавят ее.

Саманта заглянула к Вал ближе к обеду и сразу обратила внимание на цветы. Она порадовалась букету от брата и гораздо сдержаннее отреагировала на букет от Говарда.

В глазах подруги читалась зависть. Она явно мечтала получить от Говарда цветы, но похоже, давно их не получала. Конечно! В отличии от беззащитной Валери Вудс, Говард не мог просто так дарить цветы Саманте, так как вместе с букетом ему пришлось бы заявить о своих серьезных намерениях в отношении нее, чего он не собирался делать, но чего от него все ждали бы. Вот почему он не дарил их Саманте, но спокойно преподносил Вал. С ней ему не нужно было утруждать себя условностями. Условности существовали только для настоящих леди.

Вал не хотела сравнивать себя с Самантой, но против воли сравнения так и напрашивались. Чтобы отвлечься от мыслей, которые вызывали в душе негодование и гнев, она попросила Саманту рассказать, как та провела вечер и утро.

В этот раз Саманта была не так радостна, как вчера днем. Она отметила, что Говард опоздал к ужину, был не в духе, ни с кем не разговаривал, ни танцевал и ушел к себе раньше, чем закончились танцы.

Ни она, ни Брендон, ни гости, ни разу не видели его таким, но сегодня он уже выглядел как обычно. После завтрака мужчины отправились на охоту, а Саманте пришлось два часа провести в обществе двух прилипал, которые всеми путями пытались выведать у нее информацию о хозяине дома - в чем была причина его плохого настроения, какие леди в его вкусе и что он любит. Из всех девушек только Саманта была ближе всех знакома с герцогом Солсбери и рассматривалась как надежный источник. Но как солдат, который не должен выдавать врагам важные секреты, она, прежде чем ответить, обдумывала каждое слово и, делясь информацией, умудрялась сказать много, но по сути не сказать ничего. Девушки все время разочарованно хмыкали и недовольно подергивали плечами.

В подробностях передавая свой разговор подруге, Саманта невероятно гордилась своей находчивостью и смеялась над глупыми клушами, которые так ничего и не получили от нее.

Слушая ее рассказ, Валери улыбалась, но не разделала ее веселья,